Тот, кто придет отомстить - страница 22

– Как это произошло?

– Их убили. А знаешь, кто их убил? Моя мать. Да- да, ты не ослышался! Их убила моя мать. Мою жену и сына! Она убила их обоих, и это вполне благополучно сошло ей с рук.

– Так вот почему у вас всегда были такие странные отношения…

– У нас с ней не было никаких отношений- с тех пор. Я простил ее- вернее, попытался смириться всего лишь несколько лет назад. Конечно, она не зарезала их своими руками в буквальном смысле слова… Но она их убила! Господи, я сам тогда чуть не умер… Я никогда больше не женился после их смерти. У меня больше никогда не было семьи. Все, что я создал, я сделал потому, что мне некуда было уходить с работы. У меня не было дома, да и до сих пор его нет. Я проводил на работе по 20 часов в сутки и судьба словно посмеялась надо мной, осыпая богатством за все мои удачные проекты, не понимая, что я не нуждаюсь в деньгах, что эти деньги мне уже не нужны. Как будто в насмешку этих денег с каждым годом было все больше и больше. Это даже раздражало меня, ведь рядом не было самых близких людей, тех людей, которым я хотел бы их подарить…

Прошло минут пять, прежде чем он снова заговорил. Выпил залпом полный стакан минеральной воды. Посмотрел в окно, походил по комнате, нервно вытер пот, выступивший на лбу. В этот момент он совсем не был похож на директора- скорей, на заблудившегося школьника, или на молоденького студента, захваченного врасплох. Его друг устроился в кресле и замер- уставился в одну точку, старался не шевелиться, чтобы не вспугнуть эту призрачную, прозрачную откровенность. Он даже боялся дышать.

Наконец, пять минут спустя, выпив второй стакан воды, директор грузно плюхнулся в кресло, которое жалобно застонало под ним.

– Мы жили в нищете. В том доме, который ты видел раньше. Теперь от него остались одни руины. Признаться, я этому рад. Ютились мы в двух смежных комнатах. В одной- большей по площади, светлой, с двумя окнами, жила моя мать. Мы же трое- я, жена и маленький сын ютились в комнатушке 12 метров, полутемной, с одним- единственным окном, выходившим на глухую стену за домом. В нашей комнате постоянно было сыро и темно. Жена моя была милым, кротким человеком. У нее был очень мягкий характер. Повышать голос она не умела, никому и ничему не могла сказать «нет», абсолютно не умела постоять за себя. Есть такие кроткие, тихие, мягкие люди, от которых словно исходит особенный свет. Моя жена была именно такой. Рядом с ней я чувствовал себя просто олицетворением мужественности, мужчиной на все сто… Я защищал ее и берег, она словно была моим ребенком… Когда у нас родился сын, сразу два солнца осветили мою жизнь. А до этого я жил в темноте. Моя мать была жутким, тяжелым человеком, любящим и признающим только себя. Мы конфликтовали постоянно, хотя наши стычки никогда не доходили до откровенной войны. То, что я привел мою жену к ней в дом, было ошибкой, но всю глубину и трагедию этой ошибки я смог осознать только потом. Я привел жену потому, что нам негде было жить.

Мы вместе учились в институте, в одной группе. Родом она была из деревни, жила в общежитии- до встречи со мной. В ее жизни я был первым и единственным мужчиной, настоящим божеством. Казалось, судьба создала ее специально для роли домашней хозяйки и матери… Она была такой мягкой и нежной… Я мог горы свернуть ради нее. Таким же мягким и нежным был наш мальчик. В тот год ему исполнилось пять. Моя мать сразу невзлюбила ее. Это была ненависть с первого взгляда. Началась затяжная, длительная война. С рождением ребенка все стало еще хуже. Мать кричала на нее, ругала последними совами, выставляла из кухни, запрещала пользоваться ванной. А моя жена не могла, не умела поставить ее на место. Только плакала, да беспрекословно сносила всё. Мы закончили институт. Я устроился на работу. Платили мне гроши. Жена моя находилась с малышом и работать не могла, ведь с ребенком нам никто не помогал. Днем я работал в каком-то НИИ за гроши, а ночью разгружал вагоны на вокзале. Но денег все равно не хватало. Моя мать никогда не помогла нам даже куском хлеба. Мы могли голодать, но она бы даже не предложила нам поесть- хотя бы тарелку каши с черствым хлебом. Когда нищета стала чудовищной, я бросил всё и вместе с одним своим приятелем принялся торговать. Мы стали возить шмотки из Польши, Турции, торговать на базаре, и дела наши стали поправляться. Это обозлило мою мать еще больше.