Я помолчал, напрягая память.
– Мы ехали в машине, потому что ты забыл что-то сделать по работе, – медленно сказал я, – и ты обещал купить штоллен.
Отец ждал чего-то еще, но я пожал плечами. Больше мне нечего было сказать.
– Что ж, Эльза говорила, что первое время у тебя будут проблемы с памятью.
Мне показалось, что он сказал это с облегчением.
– Расскажи, что произошло, – попросил я. – Мне стало плохо в магазине, да? Там было много людей?
– Не совсем, – уклончиво ответил отец. – Ты должен сам все вспомнить.
– Разве это обязательно? – я слабо улыбнулся. – Брось ты.
– Обязательно.
Это показалось мне странным. Отец был напряжен – я видел это по выражению его лица, слышал в его голосе.
– Пап, что случилось? – взволновано спросил я, когда молчание затянулось, но он снова ушел от ответа.
– Уже почти одиннадцать, – отец взглянул на круглый циферблат часов над дверью. – Сейчас поешь, а потом попытайся заснуть, хорошо? Тебе нужно отдохнуть.
При мысли о еде меня опять затошнило.
– Я не голоден, – пробубнил я.
Мне ничего не хотелось. Только бы поскорее отступила боль.
– Ладно, тогда просто засыпай, а я посижу с тобой.
Отец поправил мне одеяло.
– Где мой телефон? – спросил я, когда сообразил, что меня переодели в больничную пижаму, когда я лежал без сознания.
– Пока что побудет у меня
– Но…
– Тебе нельзя напрягаться.
Сейчас я понимаю, что за этим простым «тебе нельзя напрягаться» стояло кое-что еще. Отец хотел продержать меня в неведении еще немного. Уж он-то наверняка знал, что я почувствую, когда на меня обвалится шквал последних новостей.
– Можно хотя бы Бастиану позвонить?
– Нет, уже поздно.
– Господи, пап, – раздраженно протянул я, – он еще не спит.
– Лео, – отец строго взглянул на меня, – не сейчас.
Спорить дальше у меня не было сил, поэтому я сдался. Сбитый с толку отцовскими утайками, с тяжелой головой, измученный, я довольно скоро провалился в сон – навстречу душным видениям и неясным образам.
Это была моя последняя спокойная ночь.
2
Я проснулся в пять утра. Меня пригвоздило к кровати. Голова раскалывалась на части, от боли я не мог открыть глаз, но это не имело значения, потому что я вспомнил. Я упал в обморок вовсе не в магазине, не в душной толпе, не в предпраздничной уличной суматохе.
Золотые рыбки быстро умирают.
Боже, боже, боже. Во сне я вернулся в тот самый момент, когда не мог дышать, в ту минуту, когда чужая рука коснулась моих волос. В точку невозврата. Я остолбенел, пытаясь разграничить сон и реальность. Минута, еще одна – я почувствовал, как от страха леденеют ноги. Тревога усилилась, когда я окончательно осознал, что произошло. Я не помнил деталей, но знал, что я сделал, какую чудовищную ошибку совершил, отперев не ту дверь. Меня затрясло, как в лихорадке. Я завертел головой и тихо застонал от новой вспышки боли.
В палате было пусто, но дверь была приоткрыта, и из коридора ко мне пробивалась полоска теплого света. Я обхватил себя руками и тяжело задышал, стараясь успокоиться. В висках стучало, озноб не прошел, мне казалось, что дрожат даже больничные стены.
Отец обещал, что никуда не уйдет, но вместо него я увидел привычное пустое место. Я стиснул одеяло в руках и крепко зажмурился. Вот так, съежившись, подтянув к себе холодные ноги, я просидел почти полчаса. Я все думал и думал, как такое могло произойти. Насмешливо роковое стечение обстоятельств. Пару раз я дергался за телефоном, чтобы просмотреть последние новости, но в ту же секунду вспоминал, что его забрал отец.
