Неожиданно скрипнувшая дверь кабинета отвлекла его и от размышлений, и от бесполезного созерцания доски.
– О, привет, – бодро поздоровался Михаил Велесов – следователь, ведущий дело маньяка и с чего-то вдруг решивший навестить. – Так и думал, что ты тут один.
– Здоро́во, – отозвался Соболев сонно, протягивая для приветствия руку. Ему бодрости не придал даже только что выпитый кофе.
Зато Велесов едва ли не подпрыгивал на месте от возбуждения, что сразу давало понять: пацан что-то придумал. Вообще-то он был не настолько младше, чтобы считать его пацаном, но выглядел моложе своего реального возраста лет на десять, из-за чего не совсем правильно воспринимался коллегами.
Соболев напомнил себе, что пора бы избавиться от дурной привычки считать следователя неразумным ребенком: в отличие от них всех он еще со второго убийства твердил о возможной связи и начинающейся серии. Но никто не воспринимал его слова всерьез.
Велесов бросил взгляд на доску и поинтересовался, рассеянно пожимая протянутую руку:
– Тоже думаешь об этом деле?
– Угу, – мрачно отозвался Соболев, допивая кофе.
– Надумал чего?
– Пока нет. Разве что… То ли наш маньяк в этом месяце филонит, то ли трупы лучше прятать стал.
– Вот! И я как раз об этом хотел поговорить! – радостно заявил Велесов.
Соболев удивленно приподнял бровь, категорически не понимая, чему тот радуется.
– Я заметил одну закономерность. Первое убийство произошло третьего сентября, второе – двенадцатого октября, а третье – двадцатого ноября.
– И в чем закономерность? – не понял Соболев.
– Если только нам известны все случаи, то новое убийство происходит на сороковой день после предыдущего!
К первой брови присоединилась и вторая. Соболев достал из кармана смартфон и быстро проверил по календарю. Оказалось, что Велесов снова прав.
– Может быть совпадением?
– Не думаю. – Велесов уверенно мотнул головой. – Все убийства носят явный ритуальный характер: пентаграмма эта, повторение сюжета городских легенд… Полагаю, убийство на сороковой день – это тоже часть ритуала. Тот эксперт… Ну, из Института исследований необъяснимого, помнишь? Так вот, он сказал, что пентаграмма в том виде, в котором ее рисует наш убийца, предназначена для высвобождения.
– Для высвобождения чего? – не понял Соболев.
– Он сам был не уверен, – вздохнул Велесов. – Духа, силы, энергии… Он назвал это открытием двери. Метафорической, конечно, не настоящей. Насколько я понимаю, на сороковой день после смерти человека его душа окончательно покидает землю, прописывается, скажем так, в загробном мире. Возможно, одно как-то связано с другим. Правда, пока я не понимаю, как именно.
– Да кто ж их поймет, психов этих, – проворчал Соболев. – В его голове это вполне может быть логично связано.
Он снова посмотрел на доску и добавил:
– Или в ее.
– Думаешь, это все-таки Аглая?
– Да черт его знает. Но она определенно в этом как-то замешана. Получается, следующее убийство должно произойти… – Соболев снова взялся за календарь, но Велесов, уже все посчитавший, озвучил дату сам:
– Двадцать девятого декабря.
– Надо установить за ней слежку уже сейчас. Судя по обычному уровню подготовки, все уже должно быть в процессе. Может быть, удастся понять, кто назначен жертвой, и поймать прямо на горячем.
– Именно с этим я к тебе и пришел, – улыбнулся Велесов. – И еще хотел спросить… Твой приятель… который слепой…
– Он мне не приятель, – проворчал Соболев.
