Павлу захотелось отвлечься от этой необычности, но вдруг и сразу он осознал, в чем она заключается. Маленькие круглые соски Катюши были бирюзового цвета – точно такого же, как вода в Ярапе. Такой цвет иллюстраторы детских книжек придают глазам русалок. У Катюши не было ни чешуи вместо кожи, ни хвоста вместо ног, и волосы не отдавали в зеленый цвет, но соски… Он же видел Катюшу раздетой, и не раз. Или тогда не таким было освещение… а может, что-то еще сейчас другое… влияет река, несущая рядышком свои искрящиеся воды?
Он стоял, разглядывая невозможное, в течение тех секунд, пока Катюша с обворожительной улыбкой разглядывала его. Потом она шагнула ближе и потянулась губами уже не к шее, а к губам Павла, и это вновь оказалось чем-то особенно прекрасным…
* * *
На базу Павел возвращался в почти полной темноте и в совсем уж полной эйфории. Ноги слегка гудели, в одной руке он нес спиннинг, в другой – открытую бутылку пива, за плечами – рюкзак с достойным уловом, в голове – сонмище мыслей, подавляющее большинство которых занимала Катюша. Забылись и сомнения, и собственное критическое отношение к происходившему во время весенней поездки. Забылись все мысли, беспокоившие его в Москве.
Он не находил слов, какими мог даже самому себе описать все, что чувствует. Как можно передать словами ситуацию, когда восхитительной красоты обнаженная девушка страстно тебя целует и одновременно раздевает, после чего увлекает за собой в не очень-то теплую воду сибирской реки и там – в воде и под водой – вы занимаетесь любовью. Ни с чем не сравнимой, страстной, в чем-то жесткой, но и бесконечно нежной любовью! Любовью на грани жизни и смерти, когда в объятиях Катюши, будучи полностью под водой, Павел осознавал необходимость немедленно наполнить легкие воздухом, осознавал, что, если этого не произойдет, он захлебнется, погибнет. Но страсть оказывалась сильнее, Павел получал все новые и новые порции счастья, и под водой ледяной сибирской реки ему было хорошо…
Прохлада дала о себе знать, когда вконец измотанные и удовлетворенные Павел с Катюшей вышли, вернее, выкарабкались на берег. Смеркалось, и над рекой уже начала проявляться полоска тумана. Павел вспомнил о прихваченной металлической фляжечке с коньяком, и они стали к этой фляжечке по очереди прикладываться, буквально вырывая ее друг у друга. Но при этом еще и прижимаясь, и, чтобы согреться, растирая друг друга ладонями, и целуясь, целуясь, целуясь…
Он не подозревал, что способен на такое, но уже на берегу, взглянув на Катюшу, как будто забыл о только что происходившем и начал все сначала… Иначе как фантастикой назвать это не мог. Катюшу же стал позиционировать как создание, занимающее место выше существующей реальности.
Все эти мысли не имели значения после слов Катюши во время их расставания на месте слияния двух сибирских рек – Ярапа и Кура.
– Я тебя вспоминала. Иногда так подступало, что, казалось, сейчас завою по-звериному, прямо как росомаха, – призналась Катюша, прежде чем отстранила от себя руку Павла и скрылась в прибрежных зарослях. А он так и остался сидеть на песке.
Сидел на песке голый, мокрый и осмысливал, задавался вопросами. Выла, как росомаха? Разве росомахи могут выть? Всем известно, что воют волки, собаки… Люди тоже порой воют – от навалившегося несчастья, от безысходности… Катюша выла – по нему?! Да, он в Москве тоже скучал по красавице сибирячке, его тянуло к Катюше, но чтобы выть… Или же она под этим термином подразумевала что-то другое? Да какая разница, что она там подразумевала! Сейчас такая ситуация, когда радость, эмоции перехлестывают через край. Ему попросту хорошо, ей наверняка тоже. И не надо ни о чем задумываться…
