– Какой прекрасный осенний вечер! – Произнес он.
– Брат, ты что, перегрелся или газетенок своих обчитался?! Ужасный, мокрый и гадкий вечерок!
– Нет, нет, ты только закрой глаза и вдохни полную грудь воздуха… Ты чувствуешь, как интересно пахнет осень?
– Вот дурачок, это не осень пахнет, а воняет вон той мусоркой, которую не чистят, да автомобильным смогом несет! Вот и все прелести твоей поганой осени.
– Егор, ну почему ты всегда видишь только плохое?
– А чего тут хорошего?! Вот ты: сидишь в своей коляске, читаешь свои газетенки да книжицы всяких чистоплюев и умников, незнающих настоящей жизни. Хорошо, надо сказать, пристроился! А я живу – если это вообще можно назвать жизнью, хожу на свою омерзительную работу, горбачусь и прогибаюсь перед своим хозяином. Ты понимаешь, у меня есть хозяин, и этот ублюдок вечно чем-нибудь недоволен. А сам только и знает, что деньги гребет лопатой и ничего больше не делает!
– Ну почему ты думаешь, что он ничего не делает? Возможно, у него много другой работы, которую ты просто не видишь. Например, он ищет товар, договаривается о цене, находит покупателей, да мало ли дел у предпринимателей…
– Вот ты опять этих барыг защищаешь, а ведь это они страну развалили и растащили по карманам великий Советский Союз. Ау-у, СССР! Ну где же ты? Что-то я не слышу, чтобы кто-то отозвался… Все нужно вернуть народу!
– Какому народу, Егор? Что у тебя было при Союзе, когда ты работал на заводе? Также ничего не было, и жил ты от зарплаты до зарплаты, и в магазинах шаром покати! Ты ведь до сих пор вспоминаешь, как не мог купить детскую кроватку, когда Саша родился. А за молоком и хлебом по пять часов стояли, ночами караулили! Да и директор завода, тот же хозяин, жил в свое удовольствие. Помнишь, как он иномарку первую в городе купил? А вам, между тем, зарплату несколько месяцев не платили! Сам же рассказывал…
– Так он иномарку купил потому, что твои демократики бардак в стране развели:" демократия, перестройка, гласность»! А просто прижимать нужно было посильней, по морде и в тюрьму, или к стенке, если что не так.
– Ну почему сразу в тюрьму или к стенке?
– Да потому, что с ними по-другому нельзя: нашкодили – все, дорога накатана!
– Но все это было при Сталине, и что…?
– Вот и было хорошо! Ни одна эта вошь не шевелилась, всех прижали к ногтю. Порядок был, справедливость была. Справедливость…!
– Но….
– Все, Николай! Я знаю все, что ты скажешь. Вон лучше дыши своей осенью, а то домой отвезу. Да и вообще, нам пирожки дали?
Николай утвердительно кивнул.
– Тогда я сейчас к ларьку, себе чекушку возьму, а тебе лимонада, да пожуем на свежем воздухе…
Николай молчал, хотя в его голове кружилось очень много мыслей и доводов по поводу спора. Он много, много раз хотел объяснить Егору, что каждый человек имеет право, а самое главное право – право выбора. Человек, лишенный возможности выбирать, в любом месте и в любой сфере перестает быть личностью. Человек становится винтиком в огромном и бессмысленном аппарате перемалывания и угнетения других личностей. Стать винтиком и приобрести резьбу, правую или левую, нетрудно, но как порой нелегко избавиться от навязанных, ставшими со временем удобными и неопасными постулатами…
– Брат, ты что уснул? – Окликнул Егор, прогнав тем самым его размышления. – На вот, держи свой лимонад, да пойдем в скверик на лавочку пироги жевать.
Подкатив коляску к скамейке, Егор достал чекушку, открыл ее и, отпив обжигающей жидкости, крякнул от удовольствия. Он устроился на спинке парковой скамейки, поставив грязную обувь на мокрые брусья сиденья.
