Тойво – значит надежда. Красный шиш - страница 46

Тойво дернул ногами вниз, сгибая их в коленях. У тех, кто его держал за щиколотки была два варианта: отпустить человека, либо выломать себе руки. Они, конечно, пошли по второму пути. Да, по сути, это уже было совершенно неважно: сломанные кости не являются какой-то важной составляющей в удержании захвата – наоборот, словно бы никакого захвата уже и нет. Антикайнен со всей силы дернул ноги влево вбок, парочка козлищ со сломанными руками отвалились наземь, а он сцепил ноги в замок на шее ближайшего носильщика, не успел тот проблеять что-то в ответ.

И, дернувшись всем своим телом изо всех сил вниз, с удовлетворением отметил два момента. Первое – шея носильщика отчетливо издала треск, второе – вся их процессия начала заваливаться на землю. Ну, в таком положении, он ощущал себя, как рыба в воде: коленями и локтями попеременно нанося удары вправо-влево, освободил руки полностью, достал боевой нож из ножен на голени и для пробы резанул по горлу самому сильному, как ему показалось, врагу. Тот забулькал и начал истекать вполне обыкновенной кровью.

Дальше было уже просто – используя фактор внезапности своего нападения, Тойво в считанные секунды остался единственным живым среди всей кампании. Даже для верности ткнул ножом по нескольку раз каждого из козлищ с переломанными руками. Вот и все.

Да не все, все-таки.

10. Ночь Ивана Купалы в Карелии (продолжение).

Мимо него на коленях, молитвенно сложив руки и сделав скорбные глаза, прошел Тынис. Вокруг сделалось привычно светло, как в Белую ночь, шайтан-машина эстонца шипела и потрескивала, тонкие медные зеркала поблескивали, ни ветерка, ни движения воздуха.

– Куда? – прошипел ему Тойво.

– Я призван! – прошептал ему Тынис, не прекращая двигаться. – Это мой Хозяин. Это мое призвание.

Антикайнен оглянулся и увидел огромного осьминога. Ну, да – осьминогам здесь самое место. А располагался он как раз на том самом месте, где полагалось бы находиться безголовой женщине. Черт, да это же не осьминог – это призрачный рогатый череп с множеством отростков-щупалец. И одно из этих щупалец держит несчастного эстонца за макушку и тащит к себе.

Резко взмахнув рукой, Тойво рассек своим ножом отросток, зацепивший Тыниса, но тут же неведомой силой был отброшен назад на землю. Впрочем, может и сила была ведома – так бывает, если попробовать соприкоснуть одноименные заряды. Рука Антикайнена ощутимо заныла и повисла плетью, нож, зажатый в ладони, выпал. Хотя от него осталась лишь ручка, прочее оплавилось и выгорело.

Он перевернулся на живот и посмотрел в сторону Черепа, к которому медленно приближался эстонец.

– Служи мне – и я тебе открою все сокровищницы мира, – раздался в голове клекочущий голос.

– Мне нужно другое, – также молитвенно держа руки, проговорил Тынис.

– Что, червь?

– Мне нужны Знания, – ответил эстонец. И по тому, как он это сказал, казалось, что знания имеются ввиду с большой буквы.

– Уточним: Знания или знания? – переспросил Рогатый Череп.

– Все! – воодушевился Тынис. – И я всегда буду верным слугой.

– Ты и так верный слуга! – возразил голос в голове, не воспринимаемый ушами. – Смотри!

Тойво тоже посмотрел и скривился от зрелища, открывшегося возле пустых глазниц Черепа.

Кресты, миллионы крестов, самых разных – все они не вполне правильные. Нет, конечно, выглядели они безукоризненно, да вот только наполнение: ложь, злоба и лицемерие – превращала их в подобия орудий убийства, символы того, на котором был распят Спаситель. Бородатые дядьки в черных одеждах трясут дымными горшками, ходят взад-вперед и несут ложь. Бородатые дядьки с белыми полотенцами, накрученными на головах, перебирают пальцами бусинки на нитке и несут ложь. Им внемлют безликие люди, мелко крестят себя «щепотками табака» – тремя собранными в щепоть пальцами, или также проводят ладонями по своим лицам и воспринимают эту ложь, как должное. Черные люди в белых городах, а белых людей в черных городах нету. Белые люди кланяются и размазывают по лицу розовые сопли, черные люди преисполнены достоинства и цвет соплей у них усугубляют. Люди с черной душой призывно машут руками над этими городами и каркают, а громче всех каркают женщины с черными душами.