Тойво - страница 2

Дома с отцом и матерью они говорили на финском. Теперь на финском. Ведь в первые годы после переезда мама ввела правило общаться на испанском, чтобы побыстрее его освоить. А сейчас, наоборот, хотела сохранить финскую культуру в отдельно взятой семье. В Барселоне было мало соотечественников. Большинство перемещенных финнов осели в странах Скандинавии, на той же широте, просто подальше от зараженного Мордора, как теперь называли то, что осталось от России. Некоторые, конечно, остались на родине. Даже в Хельсинки теплилась какая-то жизнь. Но его родители приняли решение перебраться в Испанию. Отец взвешивал недолго и, как оказалось, верно. Для Тойво тут была определена кафедра славистики в Барселонском университете, куда он удачно и попал после школы. Мама, фармацевт из Миккели, смогла стать фармацевтом и в Барселоне. А больше всего повезло отцу. На родине Антеро Саволайнен был фермером, причем не очень старательным и скорее продолжал по наследству дело дедушки. Но в Испании, которая из-за ядерной зимы перестала быть солнечной и жаркой, навыки отца выращивать овощи в северных широтах пригодились как нельзя кстати. Он поленился обустраивать собственную ферму, а просто устроился агрономом в большое хозяйство в предместьях Барселоны.

***

Вечером родители вернулись домой. Мама была всё так же насторожена. Отец, напротив, бодр и оптимистичен. Синоптики подтвердили хорошие прогнозы на предстоящее лето.

– Рискнем в этот раз высадить экспериментальную партию томатов без теплиц на солнечном свете. Рассада уже дала всходы, через неделю пересаживаем в открытый грунт. Кто знает, дорогие, может, в августе мы с вами искупнемся в море! Четырнадцать лет жить на средиземноморском побережье и ни разу не зайти в море! Конец нашим страданиям!

Тойво улыбнулся. Отец на этой своей работе уже давно переопылился с испанцами и сейчас разговаривает так же как они. Машет руками и вальяжно растягивает окончания слов. Мама тем временем выставила весь ужин на стол, присоединилась к ним и начала издалека.

– Искупаемся же, сын? У твоих студентов каникулы?

– Обязательно, мам.

– Как Париж?

– Там всё по-прежнему. Серый снег, цветные лужи. А если ты про мои переговоры, то меня приглашают на работу в университет Новая Сорбонна. Точнее даже не в Университет, а в проект букморфинга русской литературы под началом профессора Эганбюри. Работа прямо в Париже. Год, может, два.

– Переделка русских книг? Как странно. Зачем это французам?

– Не французам. Это грант Евросоюза в целях популяризации и сохранения русской культуры.

– Культуру не переделывают. Тебе не кажется?

– Я думал об этом. И думаю до сих пор. Однозначного своего ответа Эганбюри я не озвучил, хочу посоветоваться с Вальдесом.

– Кстати он звонил. И что странно прямо мне на работу. Уточнял, когда ты вернёшься. Точнее так: звонил, чтобы поинтересоваться лекарством от простуды, но когда он спросил о тебе, я поняла, что это главное зачем он связался со мной.

– Очень странно, я всё это время был на связи.

Отец, активно жевавший салат, многозначительно поднял вилку в воздух, поставил таким образом паузу в разговоре, дожевал, сглотнул и вставил:

– Действительно, странно звонить моей жене по надуманным поводам. А что тебе заплатит Евросоюз за столь тяжелый труд, как гальванизация трупа русской культуры?

Тойво назвал сумму. Отец перестал жевать, подпер верхнюю губу нижней, посмотрел на мать и одобрительно кивнул. Та никак не среагировала, и Тойво решил сменить тему.