Читать онлайн Литературно-художественный журнал - Традиции & Авангард. №3 (22) 2024



© Интернациональный Союз писателей, 2024

© Галина Березина, 2024

© Даниэль Орлов, 2024

© Арсений Ли, дизайн, 2024

© Дизайн-бюро «Револьверарт», 2024

* * *

От редактора


Идеология или, если хотите, национальные идеи не берутся с потолка. Они годами, иногда десятилетиями вызревают в обществе. В любой момент времени они уже там находятся. Важно разглядеть на стадии, когда коллективное бессознательное ещё не придало идее слишком округлую форму. Основание для общественного развития должно иметь грани и углы, иметь скрытое и явное. Однако так же важно правильно сформулировать существующее, как опасно пытаться индоктринировать в сознание народа чужое, чем не только враги балуются, но и всякая интеллектуальная шпана из модных телеграм-каналов. Это, кстати, возможно, но для народа, который становится носителем такой идеи, непродуктивно. Подобный механизм схож с механизмом работы вируса. И да, этот идейный вирус будет мутировать, а общество, если сразу не помрёт, растеряв все атрибуты государства, рано или поздно к нему приспособится, возникнет толерантность. Идея или доктрина станут вызывать смех. Так уже было. Потому надо очень внимательно присматриваться к тому, что народ считает справедливым, а что – нет. Это те тропиночки, которые прямиком ведут туда, где эта национальная идея произрастает, в самую глубину.

По сути, литература чем-то таким и должна заниматься, а развлекать читателя станет искусственный интеллект. У него это уже задорно получается.

Ну а Слово – основа сотворения вселенной прямо сейчас. Слово первично, мыслеслово впереди всякого изменения что в нашем личном, ничтожном, что в огромном, общем. Сколько бы ни лезло в уши заклинательное повторение: «новые территории», «присоединённые территории», это делу не поможет. Что за пошлятина времён Первой мировой? С таким заходом нас не ждёт ничего, кроме позорного мира. Народное ухо чуткое. Народ же замечает все эти недостойные великой истории эвфемизмы. Не, ребята в дорогих костюмах, это освобождённые земли. И конечно же, это русская освободительная Война. А у такой Войны мир – только после Победы, а не после «достижения целей». Нам нужна Победа. Победа должна быть убедительной и однозначной, такой, чтобы не приходилось объяснять, что «это мы на самом деле победили, а не то, что вы все там у себя электорально думаете». Слова. Начинайте говорить правильные слова. Не бойтесь. Бояться уже поздно, раньше надо было.

Наши авторы здесь и сейчас пишут правильные слова. Это честные слова. Литератор лишь тогда чего-то стоит, когда отказывается от лжи самому себе. Мало владеть мастерством, мало иметь талант, нужна ещё ответственность и отвага её на себя брать. В отчаянные времена русская литература или выберется из кризиса и засияет, или окончательно перестанет существовать как значимая часть культуры. Я оптимист. А вы?

Практически всегда ваш Даниэль Орлов, главный редактор журнала «Традиции & Авангард»

Проза, поэзия

Алексей Ахматов


Алексей Дмитриевич – заместитель председателя поэтической секции Санкт-Петербургской писательской организации Союза писателей России, член СПР с 1994 года, руководитель общества «Молодой Петербург», главный редактор одноимённого ежегодника и куратор премии «Молодой Петербург».

Лауреат премий: им. Бориса Корнилова в номинации «На встречу дня» (2010); журнала «Зинзивер» (2014 и 2015); им. Н.В. Гоголя в номинации «Портрет» (2016); Международного конкурса лирико-патриотической поэзии им. Игоря Григорьева «На всех одна земная ось» (2017); «Русский Гофман» (2018).

Переводился на сербский, болгарский, немецкий и английский языки.

Автор нескольких поэтических сборников, книг критики, публицистики и прозы.

«А ты возьми и сделай утро добрым!»

Стихи

«Пусть хмурая в окне архитектура…»

Пусть хмурая в окне архитектура,
Глаза не открываются без рези,
Пусть ночь стоит, которая под утро
Длинней, чем товарняк на переезде,
А ты возьми и сделай утро добрым!
Трюк непростой, но ты попробуй всё же
И не сочти призыв мой агитпропом,
Ведь это можно сделать даже лёжа.
Ты утро запусти, почти не целясь,
Роскошной авиамоделью в небо.
То будет лишь твоя теодицея,
Тобой самим содеянная треба.

«К Пятидесятнице вышла природа из комы…»

…Внезапно сделался шум с неба…

И исполнились все Духа Святаго,

и начали говорить на иных языках…

Деян. 2:1–18
К Пятидесятнице вышла природа из комы,
Кажется мне, в поднебесную глядя финифть:
«На языке насекомых знакомых
Скоро начну говорить».
Тощая муха, танцуя оконную польку,
Бьётся башки башмаком о стекло всё быстрей
С форточкой рядом открытой, поскольку
Лёгких не ищет путей.
Первая бабочка воздух апрельский листает,
Дятел стучит, словно сердце вживили в сосну.
Грузный сугроб под хвоёю не тает,
Всласть ковыряя в носу.
Юная травка гарцует вдоль грязных кюветов.
Веточке каждой и даже засохшим сучкам
Солнышко шлёт телеграммы с приветом:
«Срочно ожить! Тчк».
Плотники пилят и рубят на всё Комарово,
Крепят победу сознания над бытием.
Храм в честь сошествия Духа Святого
Скоро достроят совсем.

«Человек заходит в лодку…»

Человек заходит в лодку
Со снастями по утрам,
Взяв с собой червей щепотку,
Хлеб и фигу докторам.
Он садится на скамейку
К солнцу сгорбленной спиной,
По воде узкоколейку
Пролагая за кормой.
Он в туманной дымке тает,
Еле видимый уже.
Вёсла, взад-вперёд летая,
Образуют букву Ж.
С удочкою без заботы
Он часами напролёт
Глубины своей высоты,
Как спортсмен с шестом, берёт.
Слушает он рыбьи речи,
Пересуды судака,
А когда заварит вечер
В озере, как чай, закат,
Снова сядет он за вёсла
К солнцу сгорбленной спиной
И вернётся словно после
Терапии лучевой.

«Отчалил катер, что доставил нас…»

А. К.

Отчалил катер, что доставил нас
На каменистый остров в поздний час.
И мы раздули костерок вполсилы,
Поставили палатку на бегу
В полночной тьме почти на берегу
И спальники на ощупь расстелили.
Потом пошли удить, но на червя
Клевали только звёзды, нос кривя.
А на безрыбье и тушёнка рыба,
Разлили чай с хвоёй и комаром,
Потом был ром, проблемы с фонарём,
И связь была нелучшего пошиба.
Во сне дыханья твоего прибой
Настолько с набегающей волной
Стал схож своею мерностью спокойной,
Что показалось, разбуди тебя —
И швейная машинка сентября,
Справляющаяся с шитьём и кройкой
Воды с камнями, ветерка с костром
И звёздного брезента с кромкой крон,
Заглохнув, не создаст назавтра утра.
Мне целый мир такого не простит.
Что ж, с лёгкостью возьму у сна кредит
На время добровольного дежурства.
А утро, что прельстит любых сильфид,
Уж на сосновых плечиках висит,
В палатку солнце светит бутоньеркой.
И бронзовки вплетаются в шитьё.
Стесняться нечего, оно твоё —
Надень, я отвернусь перед примеркой.

«В лес погружаюсь, как в покой…»

В лес погружаюсь, как в покой,
С корзинкою ещё неполной,
Меж прутьев вставлен нож тупой —
Грибам не больно.
С утра их дождики клюют,
Но им не занимать терпенья,
Они на влажную тулью
Цепляют листья, словно перья.
Бреду по мху сквозь деревца,
Пустяк, что замочил ботинки.
И между делом без конца
С лица снимаю паутинки.
Вокруг такая тишина,
А мне уже того довольно,
Что лес не злится на меня:
Грибам не больно.

Поезд «Арктика»

Семечками в скорлупе
Под колёсное стаккато
В жёлтых капсулах купе
Люди движутся куда-то.
Рыжий лес дожди секут,
Темь сгущается снаружи,
А внутри царит уют
И дымятся с чаем кружки.
За окном гудит простор,
Дали от ветров простыли,
А в вагонах разговор
И расстелены простынки.
Там ковры холодных мхов,
Здесь же мхи ковров напольных.
Между этих двух миров
Мысли сладко-беспокойны.
Как дорога ни длинна,
Но к утру замрут вагоны,
Рассыпая семена
На озябшие перроны.

«Деревья поздней осенью без листьев…»

Деревья поздней осенью без листьев,
Почти как люди без одежды в бане,
Уравнены в правах: кто здесь министр,
А кто лишь состоит в его охране.
Нет разницы, кто выше был, кто круче.
Страдает сколиозом тощий ясень,
Залечивает клён увечья сучьев,
И варикоз ветвей однообразен.
Здесь каждый дуб с рябиною повязан,
Чубушник за уши притянут к месту,
Ольха взята с поличным, вяз наказан,
Орешник подвергается аресту.
Но кем-то им дарована надежда,
Что торжествуют высшие законы,
Что возвратят весною их одежды
И певчих птиц добавят на погоны.

«Где воды струил Оккервиль…»

Природа любит прятаться.

Гераклит
Где воды струил Оккервиль,
Где крысы паслись водяные
И селезень ил теребил —
Там лёд и безмолвие ныне.
Природа под вечер темнит,
Скрывает, похоже, чего-то.
И день, как на снимке, зернист —
Почти чёрно-белое фото.
Трещит на берёзах кора,
Крепчает мороз, и сослепу
Звёзд малосолёных икра
Не мажется ровно по небу.
Столпились над чахлой рекой
Громады девятиэтажек.
Зачем это всё нам с тобой,
Кто скажет?

«Сморозить тоже можно складно…»

Вот так же отцветём и мы

И отшумим, как гости сада…

Коль нет цветов среди зимы,

Так и грустить о них не надо.

Сергей Есенин
Сморозить тоже можно складно:
«Коль нет цветов среди зимы,
То и грустить о них не надо»,
Но ведь на самом деле мы
Грустим как раз о том, что было,
А вовсе не о том, что есть.
Гляди: в окне с нездешней силой
Вдруг иней начинает цвесть.
И если так стекло замёрзло,
Явив на радужке стекла
Всё, что нам видится как роза,
Как перья птичьего крыла,
Как аметисты Монтесумы…
Тут вариантов до фига,
Короче, что живописует
Вода, иное агрега
тное меняя состоянье
И подменяя мир собой,
Но только красочней, то я не
Дам и гроша за вид другой.
Коль по цветам зимой прикажет
Нам классик не грустить – пусть так,
Ведь заоконные пейзажи
В сравнении с окном – пустяк!

«На острове Елагиным…»

На острове Елагиным
В ночи не тишь да гладь —
Метёт над бедолагами,
Рискнувшими гулять.
Как будто в чёрной комнате
Сокрытый кот в мешке,
Метель в садовом комплексе
От света вдалеке.
В упор почти невидима,
Но есть такой эффект —
Там, где фонарь, как мидия,
Меж створок держит свет,
Как сквозь ячейки в сеточке,
Найдя во тьме проём,
Снег сеется сквозь веточки,
Подсвечен фонарём.
А у прудов чернеющих
Снежок опять в мешок,
Незрим в полёте бреющем,
Едва касаясь щёк.
И люди так проходят путь,
Ведь их как будто нет,
Пока над ними кто-нибудь
Не включит горний свет.

«Снега так много, что лапы у елей по швам…»

Снега так много, что лапы у елей по швам,
Много настолько, что вровень с садовой скамейкой.
Он придаёт на дворе позабытым вещам
Лоск и объём, каждый столбик стоит в тюбетейке.
Каждый росток в нарукавник торжественно вдет,
Каждый невзрачный малюсенький куст криворукий.
Снежная взвесь, затмевая собой белый свет,
Перестилает пространство четвёртые сутки.
Так заметает, что медленно на провода
Сосны усталые локти кладут вдоль забора.
Знает ли кто, как стихи из снежинок и льда,
Стыд потеряв, вырастают здесь, словно из сора?
Это не манна небесная, просто пурга.
Не различить в этой вкусной рассыпчатой каше,
Как окунается в снежные ванны ирга
И не справляются клёны с небесной поклажей.
Нет ни души, как однажды заметил поэт:
Будто на свете одни сторожа и собаки…
Впрочем, в округе ни тех, ни других тоже нет,
Вечно не к месту фантомные эти цитатки.
Вот и калитку совсем завалило уже.
Надо отрыть, чтоб открыть, а тебе и не надо.
В доме печурка гудит, как в глухом блиндаже.
Есть на неделю крупа да консервы – и ладно!
Если случится, что за ночь колодец замёрз,
Это не горе, в кастрюльке растопишь снежок, но
Главное – только чернил чтоб хватило и слёз,
Всё остальное купить или выменять можно.

«Снег кружится и вьётся…»

Снег кружится и вьётся,
Планирует, метёт,
Вокруг меня пасётся
И горизонт жуёт.
Громада снегопада
Слизала все углы,
Я словно в центре стада —