Часть 3
Функциональная асимметрия традиционализма и реформизма
Эволюция представлений о функциональном значении традиционализма в его отношении к реформизму берет начало от признания их независимости и равноценности как двух начал политики. В литературе конца 1980-х – начала 1990-х гг. распространилось представление об изначальной конкуренции в советских «верхах» полярных партийно-государственных сил: демократической (Бухарин, Раскольников, Сырцов, Вознесенский, Косыгин и др.) и консервативной (Деборин, Митин, Суслов, Лигачев и др.), что соответствовало общей методологической установке тех лет – описанию политических процессов в бинарных противопоставлениях: реформы/контрреформы, либерализм/консерватизм.
Знак тождества между патологией официальной идеологии и патологиями советского общества, установленный в либеральном сегменте историографии, указывал на единую традиционалистско-коммунистическую линию, окрашенную модернизационными всплесками. Исчерпанность подхода выявилась к середине 1990-х гг. по мере отработки источников, по сути – вербальных форм политической риторики. Однако осталась проблема природы советской власти после 1953 г., двоичности кодов советской системы и ее политической культуры.
Различие большевистского и меньшевистского, «истинно пролетарского» и «оппортунистического», «левого» и «правого» входило в систему основных двоичных противоположностей, определявших строение советской политики. Двоичная противоположность чета и нечета, определяя природу советского мира, проявлялась в языке, ритуалах, других системах знаков; она сохраняет значение для исследования политической культуры 1950-1980-х гг. в разрезе соотношения традиционализма и реформизма.
Двойственность Кремля, формально единого партийно-государственного центра, но разделенного на приверженцев старого и нового, – основание для рассмотрения традиционализма и реформизма как двоичных кодов советской политической культуры, их сохранения в политических и культурных практиках.
Партия как единый управляющий орган, мозг советской системы представляла единство и противоположность двух начал, обладающих неодинаковыми способностями и обязанностями. Традиционализм и реформизм по-разному воспринимали окружающий мир, по-разному представляли время, различной была их роль в кризисных ситуациях и адаптационных процессах.
При реализации любой функции Кремль работал как парный орган: в осуществлении любой функции всегда были задействованы обе ориентации – реформаторская и традиционалистская, каждая выполняла свою роль. Однако использовались только присущие этим ориентациям стратегии, каждая ориентация вносила свой вклад, играла свою собственную роль в реализации политических функций. Анализ практически любого политического процесса позволяет выделить компоненты, обеспечиваемые структурами соответственно реформаторской и традиционалистской ориентаций[31]. Но в связи с тем, что одна из них играла ведущую, а другая – подсобную роль, характер участия реформизма и традиционализма в этих функциях оказывался глубоко различным.
Так, оценки и проекты реформаторов, необходимо окрашенные в идеологические тона, не являлись выражением доминантных идеологических функций партии, представляя собой субдоминантный спектр политических представлений. В то же время традиционализм, поддерживая сакральность, в отношении реформаторства представлялся оппонирующей стороной инноваций. Из этого следует органичность советской политико-государственной асимметрии.
