Этого и придерживались партийные руководители и политагитаторы, не позволяя разжигание в стране межнациональной розни. Между тем идеи национально-патриотического фронта “Память”, ставя перед собой на первый взгляд хорошие цели развития и сохранения русской культуры и самобытности, по своей сути оказались шовинистическими и потому сразу не понравились великому множеству людей, как принадлежащих малым нациям, так и большой русской. Незадолго до описываемых партийных событий в Москве состоялся первый несанкционированный митинг общества “Память”. Он положил начало митингованию в Москве, а затем и по всей стране.
В прежние времена никакого митинга не допустили бы. Но я очень прошу читателя, не обвинять меня в выступлениях против демократии. Я за свободу слова, если это слово не направлено против народа. До появления общества “Память”, у нас в стране никто не имел права оскорблять или унижать какую бы ни было национальность. С появлением “Памяти” или чуть раньше такая возможность появилась, то есть наказывать и пресекать по-настоящему подобные явления перестали, и они начали расцветать, словно кому-то это нужно было.
Примером тому и явилась встреча участников несанкционированного митинга “Память” во главе с её первым лидером Васильевым с товарищем Ельциным, который не сумел или не хотел практически выставить ни одного контраргумента выступавшим, а лишь порекомендовал зарегистрировать официально общество у городских властей, что и было сделано. Именно об этом и говорил на Пленуме горкома партии секретарь исполкома Моссовета:
– Их (участников митинга “Памяти”) пригласили в Моссовет, и перед ними выступил товарищ Ельцин. И одну позицию за другой сдавал. Это кому? Кликушам и черносотенцам!
А какие восхваления допускались лично в ваш адрес на страницах “Московской правды”, – вы и прекрасный, и смелый, и чуткий… это же просто пропаганда себя.
А.И. Земсков – Первый секретарь Ворошиловского райкома партии:
– …Это безобразие, когда в течение двух лет, по-моему, ни один первый секретарь райкома не мог напрямую позвонить секретарю горкома. В течение двух лет мы должны были помощнику докладывать, зачем первый секретарь райкома хочет обратиться к первому секретарю горкома.
В.С. Семенихин – Генеральный конструктор НИИ, академик:
– …Через восемь месяцев я пробился к нему (Ельцину) на приём и сказал, что члены горкома – это свадебные генералы, никакие вопросы с нами перед тем, как их выносить на Пленум, никто не обсуждает. Собирают нас раз в квартал. Я, например, ни разу не был за два года ни по одному вопросу на бюро горкома.
А.Н. Николаев – Первый секретарь Бауманского райкома партии (Тот самый, которого Ельцин готов был снять на предыдущем бюро горкома):
– …Революционный характер перестройки очень чётко высвечивает, кто есть кто. Кто есть истинный лидер перестройки, кто есть политический боец, а кто стремится на волне перестройки решить свои амбициозные проблемы и достичь своих амбициозных целей. Очень быстро товарищ Ельцин обрёл тот самый начальственный синдром, против которого он гневно выступал на съезде партии. Вот разрыв между словами и реальными делами.
Ельцин слушал Николаева, скрипя зубами, и казалось, что все это слышат. Он даже посмотрел искоса на Горбачёва, слышит ли тот?
Нет, разумеется, с Горбачёвым у него всё пока складывалось нормально. И на двадцать седьмом съезде, о котором всуе упомянул Николаев, Ельцин выступил критически, но с согласия Горбачёва. Тогда у всех была установка в своих выступлениях делать критические замечания. Так что тогдашняя речь Ельцина была как бы прелюдией к его последующим действиям.
