Вот, оказывается, о чём пёкся первый секретарь Московского горкома партии – о партийном авторитете и мировом социализме. Вот что он стремился сохранить на века. Правда, никаких конкретных ошибок и конкретных виновников он так и не назвал, но мы же давно заметили, что для Ельцина главным было лишь обозначить задачу, а не решить её. Хотя попытку предложить будто бы что-то конкретное он сделал, продолжая тему об экономическом спаде в стране:
– Как этого избежать? Лекарство есть – контроль каждого постоянно сверху и снизу, причём не формальный. Сделать скромность культом в работе и поведении, замечать, не допускать даже начинающийся начальственный синдром в отношениях с людьми.
Вот то, что вызвало зубную боль от слов Николаева. “Начальственный синдром”. Да разве не знал Ельцин, что ему и дня не прожить без этого начальственного синдрома? Да он с детства привык терпеть сначала бесконечные побои отца, потом мальчишек, с которыми дрался до потери сознания. Хулиганить Борька Ельцин любил всегда. И оторванный палец на руке никак не производственная травма, а результат мальчишеской шалости с взрывчаткой. Дело давнее могло кончиться и колонией, но обошлось, хоть и не без труда. Так вот эта трудная жизнь хулигана приучила к начальственному тону, который закрепился с приходом на руководящую работу сначала в строительстве, а потом и в партии. Ну не выдерживали, уходили от его окриков, кто мог, остальные работали. И никогда не понимал Ельцин, как можно руководить без начальственного синдрома. А что сам говорил об этом на съезде, так ведь это же реклама и надо понимать. Можно ли без начальственного окрика добиться того, о чём он говорил дальше на съезде?
– Резко повысить требовательность, спрос, дисциплину. Давать принципиальные, пусть иногда жёсткие, оценки положению дел и работе лично каждого руководителя, этим помогая им оставаться настоящими партийцами и на работе, и наедине со своей совестью.
Непререкаемость авторитетов, непогрешимость руководителя, “двойная мораль” в сегодняшних условиях – нетерпимы и недопустимы. Должна быть, наконец, выработана в ЦК КПСС система периодической отчётности всех руководителей и на всех уровнях. Считаю, что это должно касаться и отчётов секретарей ЦК КПСС на Политбюро или пленумах Центрального Комитета партии.
Любопытно, что Ельцин говорил этот тезис так, словно он не был записан в Уставе коммунистов в параграфе о принципах демократического централизма, то есть подчинение нижестоящих вышестоящим и отчётность вышестоящих перед нижестоящими. Но Ельцин не подумал об этом и задаёт сакраментальный вопрос, чтобы своим ответом слегка побичевать себя, но при этом оказаться героем демократии:
– Делегаты могут меня спросить: почему же об этом не сказал, выступая на Двадцать шестом съезде партии? Ну что ж. Могу ответить, и откровенно ответить: видимо, тогда не хватило смелости и политического опыта.
Вот, эффект достигнут – все зааплодировали. Геройство самокритичности принято. Это не важно, что другие могут так же сказать, что у них сегодня нет ни смелости, ни политического опыта, как у Ельцина на предыдущем съезде, и тем самым оправдать себя. Важно, что он сегодня герой.
– Товарищи!
Читатель, прошу обратить особое внимание на тезис, к которому приступил в этой части своей съездовской речи Ельцин. Этот тезис будет краеугольным камнем всех его выступлений на массовых митингах и демонстрациях, во всех листовках и плакатах, будет рабочей лошадкой, вывозящей удачливого седока на вершину горы, но не окажется, к сожалению, принципом жизни.
