«Это было крушение всего крестьянского мира, всех его устоев. Вот отсюда и острое сопротивление. За словесные возражения таким „коммуниям“ следовало раскулачивание, восстания подавлялись, и к 1932 году у крестьян не оставалось других форм сопротивления, кроме голодовки» [66].
Как проводилось раскулачивание
Историк Роман Никулин в своей книге о раскулачивании на Тамбовщине цитирует очевидцев: «Подходили к раскулачиванию так: дом хороший, даёшь раскулачивать. Выносят всё, вплоть до того, что с ребят снимают обувь и выгоняют на улицу. Вопли женщин, плач детей, разбазаривание имущества, отсутствие учёта – все это создавало картину ночного грабежа» [199].
Из доклада управления ОГПУ по Смоленской области: «Раскулачивающие снимали с зажиточных крестьян зимнюю одежду, теплые поддевки, отбирая в первую очередь обувь. Кулаки оставались в кальсонах, даже без старых галош, отбирали женскую одежду, пятидесятикопеечный чай, последнюю кочергу или кувшин. Бригады конфисковывали всё, включая маленькие подушечки, которые подкладывают под головы детей, горячую кашу в котелке, вплоть до икон, которые они, предварительно разбив, выбрасывали» [199].
Шесть с лишним тысяч переселенцев, оставленных без еды и крова на острове Назино посреди Оби, дошли до каннибализма.
Из сводки курганского отдела ГПУ: «Забираются даже медные иконы – пригодится для трактора как утильсырье. Забираются запачканные детские пеленки».
Некоторые «кулаки» спешно подавали на развод, чтобы спасти семьи, но большинство жен отказывались: «Хоть в могилу, да вместе». Плач был приравнен к антисоветской агитации.
Ссыльных везли зимой в товарных вагонах по 40 человек. На узловых станциях составы неделями оставались без движения. До назначенных им мест люди добирались от железной дороги десятки, а то и сотни километров, иногда пешком. По прибытии размещались в бараках с трёхъярусными нарами по несколько сотен человек, и это в лучшем случае.
В рапорте, поступившем из Архангельска, признавалось, что к сентябрю 1930 г. вместо 1641 барака были построены только семь. Нередко жильём для ссыльных служили ямы, прикрытые ветками.
В 1930 г. в спецпоселок «Бушуйка» в Алданском районе прибыли 3306 человек, из них 1415 несовершеннолетних. В течение первых восьми месяцев 184 ребёнка умерли.
Из докладной записки партийного работника Петра Яковлева Калинину: «Отправляли их в ужасные морозы – грудных детей, беременных женщин, которые ехали в телячьих вагонах друг на друге и тут же рожали своих детей… затем разместили в грязных холодных сараях, во вшах, голоде и холоде».
Из справки курганского отдела ГПУ: «Арестовали 16 семей, имущество разворовали. Уполномоченный стал играть на гармошке, а актив пошёл в пляс. Потом пошли по кулацким домам, пили водку, стряпали блины. Детей и женщин при обыске раздевали донага… Кулака Осипова в избе-читальне истязали, требуя отдать золото… секретарь партийной ячейки пытался изнасиловать Павлову из кулацкой семьи».
В Борисоглебском районе секретарь комсомольской ячейки отправил в ссылку бывшую возлюбленную, вышедшую замуж за другого, вместе со счастливым соперником и его родителями.
Характерно, что в ходе раскулачивания конфисковать в доход государства сколько-нибудь значительные ценности не удалось. Одежда, обувь, домашняя утварь, золотые и серебряные украшения прилипли к рукам «активистов».
Писатель Олег Волков живописал участь «кулаков», высланных в Архангельск: «То были толпы не только грязных, завшивевших и изнуренных, но и люто голодных людей. Они не громили комендатуру, не топили в Двине глумливых сытых писарей и счетчиков, не буйствовали и не грабили. Покорно сидели на бревнах и камнях, не шевелясь часами. За ночь не всегда успевали убирать трупы» [199].
