Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг. - страница 17

Общее впечатление от личности патриарха Тихона – благодатная наполненность, стремление всегда и во всем, по мере сил согласовывать свою человеческую волю с волей Божественной. Напротив, весь облик митрополита Сергия несет отпечаток своего рода «практического атеизма» – постоянной готовности выделить ту или иную сферу жизни, в пределах которой человеческая воля не нуждается в участии божественной благодати.

Но суть дела – не в личной харизматичности или ее отсутствии. Самое главное, решающее для судьбы Церкви различие: у патриарха Тихона – полнота переживания и осознания институциональной, управленческой харизмы первосвятительской власти; у митрополита Сергия – глубокое непонимание и последовательное отвержение этой харизмы. Хорошо зная психологию церковного народа, митрополит Сергий не мог грубо и прямо отрицать ее существование. Его концепция была достаточно изощренной и потому представляла особый соблазн для церковного сознания.

Сущность лжеучения митрополита Сергия – в разделении мистического и практического аспектов первосвятительской власти. Мистический аспект (в представлении Сергия – чисто символический) выражался в поминовении имени первоиерарха на великом входе во время литургии. Подлинный первый епископ страны – митрополит Петр (утвержденный в этом качестве соборным актом церковной иерархии), отправленный в далекую ссылку, потерял возможность практического управления церковными делами. Несмотря на это, митрополит Сергий настаивал на продолжении литургического поминовения митрополита Петра как первоиерарха, и этим, в согласии со всем церковным народом, подтверждал невозможность какого-либо иного возглавления Русской церкви. Несмотря на это, митрополит Сергий самовольно взял на себя управленческую власть и потребовал, чтобы наряду с митрополитом Петром во время великого входа поминали также и его – как полноправного «соуправителя» Церкви. Таким образом, идея раздвоения, расщепления власти на мистическую и практическую получила свое зримое выражение. Неприятие этой ложной идеи было весьма точно выражено в самоназвании церковных оппонентов митрополита Сергия – «непоминающие». Продолжая поминать митрополита Петра и отказывая в этом митрополиту Сергию, они утверждали истину о том, что мистический и практический аспекты власти неотделимы один от другого.

Поминовение первоиерарха, насильственно отстраненного от церковного управления, предотвращало возможность узурпации власти, тем самым обеспечивая сохранение верности установленному им церковному курсу и, главное, сохранение состава действующей иерархии. Самое существо церковной управленческой власти состоит в праве назначений, перемещений и увольнений епархиальных архиереев. Кто обладает этой властью, тот определяет лицо Церкви и ее стратегический курс в междусоборный период. Все значимые действия первоиерарха подлежат соборному утверждению, ибо полнота власти в православной Церкви принадлежит Поместному собору. Если же сам состав следующего собора будет определяться первоиерархом, даже и вполне законным, но злоупотребляющим своим правом назначения епископов на кафедры, то он тем самым станет узурпатором церковной власти, по сути отменяющим соборное начало Церкви. Это вдвойне справедливо в том случае, когда кто-то из иерархов присваивает себе управленческую власть, не будучи соборно избранным и не обладая первосвятительской харизмой. Если провести параллель между управлением Церковью и обычной тайносовершительной практикой, то незаконные акты первоиерарха можно сравнить с действиями священника, который существенно, принципиально искажает чинопоследование литургии, тем самым делает ее недействительной. Во втором же случае возникает параллель с неким самозванцем, который вообще не является правильно рукоположенным священником, но при этом дерзает совершать литургию.