Писатель прекрасно понимал, какие финансовые интересы толкали правительства Европы к войне. Об этом свидетельствует задуманная им серия книг „Государства Западной Европы перед войной“, куда входила и книга Ленина „Империализм как высшая стадия капитализма“. Но это не означало, что Горький по-прежнему разделял все замыслы большевиков и помогал им готовить революцию.
Накануне 1917 г. его окружали в редакции „Новой жизни“ так называемые интернационалисты, близкие по взглядам к меньшевикам: Н. И. Суханов (Гиммер), В. А. Базаров (Руднев), Ст. Вольский (А. В. Соколов), Б. В. Авилов, В. А. Десницкий (Строев) и др. По замыслу Горького, газета должна была консолидировать все здоровые силы общества без различия политических взглядов. Он даже стремился объединить все социал-демократические течения в одну партию.
Из-за военной цензуры Горький в эти годы не поддерживал связи с европейскими социал-демократами, поэтому не мог знать о существовании „Меморандума д-ра Гельфанда“, в котором излагался подробный план организации революционного переворота в России и свержения императора Николая II. Не знал он и о контактах Парвуса с немецким правительством, а также о деятельности американских и скандинавских банкиров, тайно финансировавших „революцию Керенского“ и мечтавших, как Якоб Шифф, о расчленении России. Но догадывался о многом.
Февральские события 1917 г. Горький воспринял осторожно: радость от того, что „русский народ обвенчался со Свободой“, вскоре омрачилась предчувствием грядущих трагических событий. О подготовке Октябрьского переворота Горькому сообщили незадолго до его начала. Многие годы общаясь с большевистскими вождями, он узнал от кого-то из них (возможно, от Л. Б. Каменева), что 16 октября на заседании ЦК РСДРП было принято решение о немедленном вооружённом восстании. Считая такой шаг гибельным для России и для революции, Горький решил выступить с воззванием, обращённым к большевикам и народу. В статье „Нельзя молчать!“, опубликованной 18 (31) октября, он писал: „На улицу выползет неорганизованная толпа, плохо понимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы начнут творить историю русской революции“.
Горький считал выступление большевиков преждевременным, так как не видел реальных сил, которые могли бы обеспечить им успех. Гибель лучших борцов на баррикадах 1905 г., репрессии 1906–1907 гг., массовое убийство призванных в армию рабочих и крестьян в 1914–1917 гг. обессилили революционную демократию, а партийные распри раскололи её верхушку. Поэтому Горький систематически печатал в „Новой жизни“ статьи из цикла „Несвоевременные мысли“, доказывая, что массы ещё не готовы к социалистической революции.
В статьях „К демократии“, „Вниманию рабочих“ и многих других звучит тревога за судьбы России, которую толкают к социальной революции „по методу Нечаева“ „на всех парах через болото“. В статье „Плоды демагогии“ Горький резко упрекает большевиков в том, что они относятся к русскому рабочему, как к хворосту, поджигая который, хотят зажечь костёр всемирной революции. Резко отзывается о большевистских лидерах: Ленине, Троцком и особенно о Зиновьеве. На них он возлагает ответственность за разруху в стране, гибель интеллигенции, за то, что „сильно мрут дети“.
Уехав из Советской России осенью 1921 г. по настоянию Ленина (фактически высланный), Горький продолжал осмыслять уроки Октября. 3 января 1922 г. он писал Роллану:
