Трахни нормальность - страница 18

Город Синедрион-1 переживал кошмар, который не снился самым безумным слэммерам. Это был не глюк. Это был сбой системы жизнеобеспечения реальности.

Сектор Омега: бился в агонии. Золотистая жидкость из бассейна Ядра, несущая в себе данные и питательные вещества, выплеснулась далеко за пределы, затопив нижние уровни. Гигантская биомеханическая структура пульсировала в конвульсиях, как раненый зверь. Пульсирующие нервные нити света вспыхивали и гасли хаотично. Отключились основные энергощиты. Воздух был наполнен густым, сладковато-гнилостным паром от перегрева органики и запахом паленого кремния. Где-то в глубине, в эпицентре катастрофы, подключенный к ране Ядра, лежал Арк – проводник вируса, граница между жизнью, смертью и чем-то большим.

Улей Разума: Проснулся. Не все. Но сотни капсул разбились изнутри. Обезумевшие, изможденные люди с вырванными нейроинтерфейсами, истекая кровью и лимфой, выползали из своих стеклянных гробов. Они не понимали, где находятся, кто они. Их разумы, десятилетиями генерирующие кошмары «Нормы», были разорваны вирусом боли и ярости Арка-Веи. Они кричали бессвязными обрывками языков, бились головой о металл, атаковали все движущееся – Корректоров, друг друга, роботов. Их коллективное безумие было живым воплощением сломавшейся Системы. Их боль стала оружием.

Сектор Альфа и Весь Город: «Норма» дала трещину по всем швам. Информационные экраны плясали психоделическими глюками: лица мертвых (Брут, Лера?), символ Куратора, переплетенные кольца, пробитые стрелой, абстрактные вспышки цвета, несущие в себе эхо боли Улья. Авто-Патрули дронов сбивались в стаи и начинали кружить как обезумевшие птицы или падали камнем на здания. Корректоры… вели себя странно. Одни застывали на месте, их пустые глаза мигали, из уст вырывались нечленораздельные звуки. Другие открывали огонь по своим, по стенам, по воздуху, словно видя фантомы. Третьи… просто падали, как обесточенные манекены. Люди на улицах… сначала замерли в ступоре. Потом начали плакать. Смеяться. Кричать от невыразимого страха или… освобождения. Старые обиды, подавленные желания, животный страх вырвались наружу. Начались беспорядки. Магазины били. Горели летающие авто. Стекла летели на мостовые. Воздух наполнился криками, дымом и шумом настоящей, неконтролируемой жизни. Реальность глючила в масштабах мегаполиса.

Лера очнулась в полуразрушенном медпункте на окраине Сектора Бета. Ее голова раскалывалась, в ушах стоял звон, а из носа и ушей запеклась кровь. Но она была жива. Атака Глеба в «Пыльной Крысе» лишь оглушила ее, имитировав смерть. Она выползла из ада, пока Глеб преследовал Арка. Сейчас она смотрела на городской хаос через треснувшее окно. В ее глазах не было страха. Была ясность. И ярость. Она чувствовала связь с этим хаосом. Чувствовала эхо Арка. И Веи. Она сжала кулак, вспоминая Шарика, вспоминая боль отката, вспоминая урок Арка: «Гнев – твой щит.» Она вытащила из кармана смятый бумажный стикер с адресом «Пыльной Крысы» и перечеркнула его. Время прятаться кончилось. Она знала, где найти других «глюков». Время становиться вирусом.

Глеб стоял посреди ада Сектора Омега. Его дорогая куртка была порвана, лицо покрыто сажей и брызгами золотистой жидкости. Но это было не главное. В его глазах бушевала война. Белый холодный свет «Протокола Стержень» яростно боролся с живым, человеческим огнем – яростью, болью, осознанием. Вирус Арка-Веи, ударивший по Ядру, пробил и последние слои подавления в его собственном разуме. Он видел все. Уничтожение Веи. Годы служения кошмару. Кровь на своих руках – Брута, Леры (как он думал), тысяч других. Он смотрел на безумцев из Улья, бьющихся в конвульсиях, и узнавал в них коллег, друзей, которых Синедрион тоже «переписал», подключил.