Монахи стали расходиться. Прихожане подходили к ним, протягивали руки и просили благословения. Последним шел настоятель, отец Владимир. Это был подтянутый бородатый мужчина лет сорока. Невысокий, худощавый, с тихим приятным голосом, со светлыми добрыми глазами. Я подошел к нему и спросил, может ли он уделить мне время. Он решил сначала, что я тоже прошу у него благословения, но я уточнил, что хочу с ним поговорить.
– Скажите, зачем я здесь? – спросил я у него.
Настоятель взял меня за руку и отвел чуть в сторону.
– Каждый человек рано или поздно приходит к Богу. Тебе повезло, и ты пришел к Богу сейчас. Довольно рано. Все, что тебе надо, это понять Бога, понять его закон, покаяться, исповедоваться, совершить таинство причастия. Без Бога человек – как одинокое дерево на ветру. Нет у него защиты. Потому и рвут его на части бесы и силы злые. Но, как только ты обретаешь Бога, мир меняется вокруг тебя, и ты видишь это. Ибо ты уже под защитой его, – ответил мне он.
– Я никогда в жизни не исповедовался… – почти прошептал я.
– Тогда тем более… Понимаешь, грехи твои – как маленькие крючки. Впились в тело и идти не дают. Даже если ты и решишь оставить прошлое и что-то поменять в своей жизни, идти дальше будет тебе тяжело, ибо на каждом из этих крючков висят грузики, тянущие тебя вниз. Потому и дали нам священное чудо исповеди, чтобы мог человек покаяться и, получив прощение, снять с себя груз прошлого. И идти дальше новым человеком. Возьми в библиотеке книгу о таинстве исповеди. Прочитай. Подготовься и исповедуйся. А потом я допущу тебя к причастию. А там, думаю, ты и сам поймешь, зачем ты здесь.
Настоятель перекрестил меня, приблизил руку свою, показывая, что я должен поцеловать ее. Я коснулся внешней стороны его руки губами и услышал над своей склоненной головой, что он благословляет меня. Я вышел вслед за ним на улицу. Посмотрел в небо. Удивительно, но туч уже не было. Небо все украсилось мелкими мерцающими звездами. Воздух был холодный и мокрый. И звезды казались от этого тоже мокрыми, словно это не небесные светила, а капли росы, блестящие в черной траве. Я закашлялся. Почувствовал, как в груди, в бронхах, заклокотала появившаяся за день от этого болотного воздуха предательская мокрота. Выдыхая воздух, услышал тихие свисты в груди, будто игрушку резиновую проколол, и не крякает теперь детский утенок, а лишь болезненно свистит.
«Только заболеть мне не хватало…» – подумал я и пошел в свою комнату над воротами.
Пока шел по дороге мимо кладбища, то и дело поглядывал вверх. Небо было совсем не похоже на московское. Как будто я смотрел на него с другой планеты. Проходя мимо главных ворот, я почувствовал, что меня начинает бросать в жар. Я понял, что все-таки заболеваю, и мне ужасно захотелось домой. Но я прогнал от себя эту мысль о доме и молча, с каменным лицом дошел до своей комнаты. Так же молча снял верхнюю одежду и залез под одеяло на свою раскладушку. В комнате был только один дед Андрей. Остальные, видимо, ушли на ужин.
– Ну что? Отпустил тебя ангел-хранитель? – спросил меня он.
Я ничего не ответил. Повернулся на бок и притворился, что сплю.
Запретный проход
Перед спуском вниз мы все остановились. Замерли в нерешительности. Так явно в тот момент ощущалось, что из залитого светом дня мы спускаемся в нечто совершенно иное. Холодок пробежал у меня по спине. Но вида подавать, конечно же, я не стал. Хотя почему-то стало страшно. Солнце палило почти перпендикулярно в макушку, зеркальная гладь Волги искрила тысячами солнечных зайчиков, ласточки гоняли низко над землей, хватая на лету разморенную солнцем мошкару и быстрых стрекоз, а мы вшестером стояли у темной дыры в земле и чувствовали что-то… Что-то нехорошее там. Но клад манил нас. Только я и Василек знали, что он «невсамделишный», и оттого мне особенно было страшно… Василек хлопнул меня по плечу. Я посмотрел в его лицо, как в свое отражение. Голубые глаза и светлые волосы крупными кудрями, редкие веснушки по носу и щекам, узкие скулы и характерный подбородок. Василек улыбнулся и первым шагнул по узкой тропинке между разломанными чудовищным взрывом бомбы кусками стен из сросшегося красного кирпича в холодную темноту. Мы последовали за ним.
