– Иваныч, давай ещё раз сгоняем к Рябченко. Почти не сомневаюсь, что найдём его дома.
– Ладно, поехали, – согласился Кожин.
Выйдя из кабинета, дал два-три указания оказавшимся некстати рядом операм и направился к выходу. Родин поспешил за ним.
По дороге Родин поинтересовался:
– Иваныч, а ты Рябе звонил в дверь или стучал?
– Звонил, а какая разница?
– Большая, Иваныч. Ряба, когда синий домой приходит, звонок отключает, чтоб не будили.
– А ты откуда знаешь?
– Он же у меня в разработке был по сбыту краденого. Информация тогда не подтвердилась, но сведущие люди сказали, что он по тихой коксом приторговывает среди своих.
– Опять твои сведущие люди. Про меня они, случайно, ничего не сказали?
– Да, говорят, Ирка от тебя опять ушла и кота даже забрала.
– Твою мать! Ты-то откуда знаешь? Тебя уже Саенко побаивается. Смотри, избавится он от тебя.
– Разберёмся, Иваныч, Бог не выдаст – свинья не съест.
Подъехав к дому, Кожин с Родиным поднялись на седьмой этаж. Родин прислушался через дверь, в квартире было тихо. Тогда он с силой постучал условным стуком «„Спартак" – чемпион», выждав несколько секунд, повторил.
Через некоторое время за дверью послышался какой-то шум, возня. Потом лязгнул замок, и дверь раскрылась нараспашку. На пороге стоял в семейных трусах, весь опухший, взлохмаченный, но вполне себе живой Николай Рябченко. У Кожина от удивления отвисла челюсть и, не найдя подходящих слов, он задал идиотский вопрос:
– Ряба, тебе же голову отрезали?
Ряба почесал голову и задал встречный, не менее идиотский вопрос:
– Кто?
– Конь в пальто, – уже оправившись, парировал Кожин.
Потом вынул из пиджака прихваченную с собой фотографию головы, протянул её Рябченко и спросил:
– Не знаешь, кто это?
– Это я, – не сомневаясь, ответил Рябченко, – только почему голова отдельно, фотомонтаж?
– Много будешь знать – скоро состаришься. Одевайся, с нами поедешь.
Рябченко пошёл одеваться.
Кожин, прикурив сигарету, произнёс:
– Слушай, бывает же такое! Ведь сто процентов сходство. Мать родная не отличила бы. Ты, небось, с убойниками уже забил на спор?
– Да Пряхин зассал, сам сомневается.
– Правильно, с тобой спорить – себя не уважать. Ну и чуйка у тебя! Постоянно удивляюсь. Или ты действуешь по принципу «А Баба-яга против!»?
– Бывает и так, но в основном сам не знаю, как получается. Ладно, поехали Саенко обрадуем.
– Да уж, обрадуем в кавычках. Они же с Ворошиловым в баню собирались, шашлык замариновали, а теперь себя в кабинете мариновать будут.
– На воротах Освенцима было написано изречение: «Каждому своё».
– Ну и что ты думаешь об этом убийстве?
– Смотри, убили его возле кабака, а утащили аж за школу, это же метров сто пятьдесят… Вопрос: на кой так заморачиваться, трупешник-то пудов пять будет, даже без головы. Я думаю, убийца хотел спокойно, без палева голову отрезать. Значит, на улице уже начинало светать, и он боялся, что его заметят. Следовательно, это было между тремя и четырьмя ночи, а кто в это время по улице ходит? Правильно! Воры, проститутки и любовники возвращаются от любовниц. Дальше надо личность убитого устанавливать, иначе мы с мёртвой точки не сдвинемся, и дом семнадцать по кирпичику разберём. Чувствую, он как-то связан с убийством, не знаю пока как, но точно связан.
– Да там мимо тропинка проходит, по которой люди каждый день ходят, может, кому-то из них предназначалась? Я проверял: выходишь из-за куста и аккурат на голову натыкаешься.
