«Не буду смотреть вниз – тогда точно не прыгну!»
Яна сглотнула и постаралась усилием воли отогнать накатившую дурноту.
«Боже, я не смогу. Просто не смогу!»
Инструктор хлопнул Сида по плечу: «Пошел!»
Вот сейчас он выпрыгнет. Еще секунда – и его легкое, поджарое тело метнется наружу, мелькнет под брюхом самолета. Он полетит вниз, а Яна останется одна.
Еще минута – и ей тоже нужно будет прыгнуть. Это все по-настоящему, всерьез.
У Яны вырвался слабый, полузадушенный писк.
Сид качнулся назад, перенося вес с ноги на ногу. До прыжка оставались доли секунды.
«Обернись! – мысленно взмолилась Яна. – Ну же, посмотри на меня! Что тебе стоит?!»
В последнее мгновение он все же оглянулся. Их глаза встретились, и Яна отшатнулась.
То, что она увидела в глазах Сида, напугало ее больше, чем писк сирены, рев двигателей и восемьсот метров пустоты под ногами. Это было пронзительнее свиста ветра за бортом, страшнее необходимости шагнуть из самолета, неотвратимее нераскрывшегося парашюта.
Безумие.
В его глазах плескались и смех, и азарт, и бешеный кураж. Наверное, там были и адреналин, и эйфория. Но все это не имело значения.
Потому что взгляд Сида был абсолютно, на все сто процентов, безумен.
Яна забыла, как дышать.
«Ему что, совсем не страшно умереть?!»
Сид сделал шаг вперед и исчез за бортом самолета.
Сид
Сид никогда не был трусом. И все же, выпрыгивая из самолета, он был уверен, что испугается.
Еще внизу, на поле, инструктор упомянул, что время свободного падения при прыжке с такой высоты длится две секунды. Две секунды падения в пропасть: несколько ударов сердца, один вдох. Вполне достаточно, чтобы ощутить страх.
Оказалось, за эти две секунды не успеваешь ничего – ни вздохнуть, ни сгруппироваться, ни осознать, что происходит. Ты просто летишь вниз, и мозг цепляется за последнюю мысль, которая была с тобой еще наверху, в безопасном нутре натужно дребезжащего самолета.
Сид всегда любил высоту. Еще в юности он открыл для себя крыши Питера – и выпал из жизни на все лето. Целые дни уходили у него на поиски незапертых чердаков, обследование новых крыш и составление целых маршрутов для прогулок в поднебесье.
Сиду вспомнился ветреный июльский вечер пятнадцать лет назад. В тот вечер он прихватил пару пива и повел подружку на крышу – смотреть закат. Память не сохранила имя той девчонки, да это и неважно.
Важно было то, что он привел ее на совершенно роскошную, лучшую в Питере крышу.
Крутая, устланная коричневой гремящей жестью, с крошечными слуховыми окошками… С этой крыши открывался вид на закаты и Петровский стадион с его космическими лопухами ламп, а с другой стороны маячили шпиль Петропавловки и даже огрызок Исаакия.
А главное, с этой крыши удобно было перелезть на следующую, потом еще на одну и так далее – до конца квартала. Получался целый прогулочный променад: знай себе шагай, только по сторонам смотри, чтобы ментов никто не вызвал.
Но ни полюбоваться закатом, ни выпить пива в тот вечер так и не удалось. Не успел Сид довести подружку до дальней, последней в квартале крыши, как хлынул дождь.
Короткий теплый ливень в считаные минуты промочил насквозь кеды и джинсовку Сида, белое платьишко девушки, их волосы и, кажется, вообще весь город. Сид тогда быстро уловил настроение подруги и предложил спуститься с небес на землю, а потом продолжить вечер в более приятном месте. Например, у него дома.
