– Молчать, орясина, расстрига, ковбой-засоня! – гаркнул Билли Бонс во всю мощь пиратской глотки, гаркнул весело и пояснил: – Это Генка-матрос проснулся. Но я бы назвал его Боем Длинное Ухо.
– Нормальное ухо! – донеслось, как из гроба. – Оба ухи нормальные, и не надо вешать ярлыки! Зато я знаю теперь, что вы ни в грош не ставите меня и Проню. Спасибочки вам, Петр Петрович, уважили!
– Вознесемся на палубу, – поднялся шкипер. – Этот вахлак не даст поговорить.
Они поднялись наверх.
С раскаленного причала несло вонью.
– Контейнер полон отходов, а золотарей не можем дождаться, – пояснил шкипер. – Они и не приедут – давно не плачено. Завтра аврал объявлю. Вёдрами и – в те заросли тростника. Пусть рыбы кормятся. Здесь у нас уйма ставриды и пикши. Иногда ловим для разнообразия стола. Знаешь, пойдем ко мне, там и договорим.
Однако в каюте он начал с характеристики своих подчиненных.
– Генка-матрос – бывший студент с недавним армейским прошлым. Говорит, что выперли его из университета за аморалку и сразу, естественно, загребли. Парнюга своеобразный, но с характером, афганец, как и Проня. Генка стишки пописывает, по девкам шляется. Ему жизнь на шхуне – малина. Говорит, что пока другой не нужно. Блудит где-то в городе, на судне лишь отсыпается во время вахты. Проспится и третирует своего капитана всякой вульгарщиной. Ну, ты же слышал!
– А боцман?
– Проня с Южного берега. У матери свой домишко при каком-то санатории. Каменная хибарка на самом берегу. Хороший парень, но с дисциплиной… Ну, ты же слышал вчера!
– Варвару я уже видел, – улыбнулся Константин.
– А с муженьком, с Санькой-механиком, еще познакомишься. Та еще парочка – баран да ярочка! Куркули! Видел домишко по ту сторону причала? Там у нас что-то вроде гостиницы и склада для краски и разных веревок. Кухонька там же. Варька готовит иной раз, там они и живут, но… Но! У них где-то есть усадьба. Не слишком далеко, а хозяйствует якобы какой-то наймит. Вот где секреты мадридского двора, а не здесь, не на шхуне. В общем, с этой парой, Костя, держи ухо востро. Будут третировать – не поддавайся, в обиду себя не давай, но постарайся сразу поставить обоих на место. С ними – только так.
– Как я понял, это весь контингент?
– Наш – да, но есть и пришлый. Заглядывает иногда Васька Дробот. Вон их домина, – и подойдя к окну, указал Константину на дом за высоким каменным забором, стоявший почти у шоссе, там, где оно поворачивало от берега, плавно поднималось в гору и делало новый крутой поворот, чтобы взобраться теперь на гребень обрыва и исчезнуть в поселке. – Варька и Санька частые гости в том доме, а Васька заглядывает к нам. Мы его не жалуем. Шпана! Здоровенная дубина и главный здешний хулиган. Поэтому я и не взял его матросом. Собрал вокруг себя шайку огольцов, и нет на него управы. На борт стараемся не пускать, так он у Варьки кантуется. С ним тоже познакомишься. И зря его Проня приваживает. В шахматы, вишь, играют!
– Кажется, я уже…
И Константин рассказал вчерашней о стычке на палубе «Черноморца».
– Та-ак… Если он тебя заприметил – плохо. Будет по возможности гадить.
– Ничего, не съест.
– Как знать, как знать… – поморщился Билли Бонс. – Однако вернемся к нашим баранам. Ты чем занимался в последнее время?
– Преподавал навигацию в институте водников. В Сибири, – уточнил Константин.
– Ну, она здесь тебе не понадобится
– Ставлю условие, Петр, – и, нагнувшись к шкиперу, словно доверяя тайну, попросил: – Не говори никому о моем капитанстве, лады? Штурман – и штурман. Бывший. Если спросят.
