Требуется Робинзон - страница 34

А за иллюминаторами шумно заплескивала Балтика, равнодушная к заботам людей, а потому поддакивающая и тем, и этим.

– Таким, друзья мои, был «исторический материализм» применительно к отдельно взятому мореплавателю, – закончил рассказ Константин.

– И ко всем прочим, мыслящим не исторически, – заметил Генка-матрос. – А теперь пребываете на пепелище?

– Неужели заметно? – улыбнулся Константин.

– Читается между строк. Я, Константин-тиныч, снимаю шапку перед вашим прошлым. Но картина эта мне знакома до пошлости. Признаюсь вам, наконец, что выперли меня из универа за вирши, которые наш маленький «зозульчик» передал в ректорат. И ладно еще, что выперли, а не препроводили их по инстанциям.

– А ты, Генка, прочти их Константинычу, – предложил Проня. – Пусть оценит.

– Действительно, – кивнул Константин. – В обмен на мою откровенность.

– Ну, что ж… Слушайте, товарищи потомки, агитатора, поэта, главаря!

Это – судьба. Простая. Наша судьба – иная,

Но странно видеть в них сходство коров и советских людей.

Простых трудяг и ученых, в социализм вовлеченных, Волею большевистской загнанных в стойло идей.

Генка-матрос – бывший студент с недавним армейским прошлым. Парнюга своеобразный, но с характером… Генка стишки пописывает, по девкам шляется. Ему жизнь на шхуне – малина. Говорит, что пока другой не нужно. Блудит где-то в городе, на судне лишь отсыпается во время вахты. Проспится и третирует своего капитана всякой вульгарщиной.

– Да ты, Гена, диссидент! – засмеялся Константин. – Это всё?

– Почти. В апофеозе есть нехорошие слова. Как вы? Читать?

– Мы же не в детском саду! На палубе свой язык, – ответил Константин. – Хотя теперь он распространен повсеместно.

– Да-а… крепко ты засандалил! Афганцы вдохновили? – спросил Константин.

– Афган. Я побывал там, Константин-тиныч, «во имя великих идей», там окончательно прозрел и окончательно разлюбил «исторический материализм». Давайте помянем тех, кого доставили оттуда на «черных цветочках»…

Пить Константину не хотелось, но отказать Генке он не мог.

Они подняли стаканы, молча посмотрели друг другу в глаза и выпили.

– Между прочим, и Проня там дырку получил, – сказал Генка, зажевывая водку корочкой хлеба, натертой чесноком.– Нет-нет! Мы были в разных местах, а вместе, когда из госпиталя в дембелях оказались, – объяснил, поняв немой вопрос в глазах Константина. – У каждого – свои дырки. Сувениры на память о славных днях.

– Я его и выписал на шхуну, – сообщил боцман. – С тех пор и держимся вместе.

– Пока держимся, а дальше – мрак! – сказал Генка, разливая остатки водки.

– Между прочим, – сказал Проня, – у нас в «Югрыбе» тоже есть Зозуля. Замначальника управления по кадрам. Тоже, говорят, тот еще тип. Неужели все Зозули на один лад?

– Не Зозули, Проня, а особая порода людей, выведенная путем партийной селекции на просторах родины чудесной, – ответил ему Константин. – Во всяком случае, ни тебе, ни Геннадию такое будущее не грозит. Уж кто-кто, а ты, действительно, «дитё человеческое», как говорил наш уважаемый Петр Петрович.