Трёхочковый в сердце - страница 18

Зрелище было так себе. Здоровый конголезец был с ног до головы обмотан и обклеен туалетной бумагой вперемешку с лейкопластырем. На обрывках бумаги встречались похабные надписи, его голова, с коротко подстриженным ёжиком волос, была раскрашена на манер всех цветов радуги. А на угольно чёрной коже лица, белым корректором или маркером с двух сторон был нарисован яркий мужской детородный признак. Кевин стоял молча, при всех своих внешних габаритах, за счёт аляповатого внешнего вида, он выглядел жалко и в его глазах стояли слёзы стыда и отчаяния.

– Он готов работать? – Тренер снова обводил их взглядом, не ища немого подтверждения собственной правоты, просто чтобы убедиться, что до них дошло. – А если не готов один, не готова вся команда! Тогда будем это исправлять, все на лицевую линию!

Игроки молча пошли занимать позиции, никакого хорошего сюрприза их больше не ждало. Ник подошёл ближе к Кевину, чтобы убедиться в порядке ли тот, но конголезец лишь отмахнулся, мол «не о чем говорить и давай позже».

Они пробежали первый отрезок, Тренер методично отмерял свистки, увеличивая количество рывков и уменьшая время на отдых. Затем прошла вторая серия. После нее третья. Игроки послушно отчеканивали линию за линией, как на безумном параде, вперёд по прямой, касание, разворот, снова прямая. Ноги вспарывали метры дистанции, наливаясь предательским свинцом усталости, руки отрезали сантиметры пространства, в такт, словно продираясь через густой тростник, в изнеможении разводя мерещащиеся стебли. С каждым новым свистком, сигнал тренера звучал пронзительнее и громче, будто он высасывал остатки свежего кислорода, которого так не хватало угле-окисленным бегунам. Лёгкие отказывались наполняться, это было слишком тяжело, последние крохи энергии оставались где-то в ногах, запрограммированные подняться, сделать шаг, опуститься, повтор.

Тяжелее всего было Кевину, у него не было спортивной формы, ему приходилось бежать в мокасинах, которые он одел вчера в клуб, а они были ближе к туфлям, нежели баскетбольным кроссовкам. Довольно скоро модная обувь натёрла совсем не модные мозоли, и кровь, пропитавшись, стала оставлять следы на паркете. Его сняли с бегов, но легче от этого ни Кевину не партнёрам по команде не стало.

– Пожалуйста, хватит! – у Ника не хватало дыхания на большее количество слов, после очередного челнока, многие уже лежали на полу пытаясь, схватить ртом воздух, или просто ноги не держали, – У нас игра!

– Должен был сказать вчера ты! Но ты этого не сделал! И сегодня команда сделает за тебя то, что ты вчера сделал, а точнее не сделал для них – не остановится! Вперёд! – Тренер дал свисток, и они снова побежали, кто-то ногами, кто-то, поднимаясь и помогая себе руками.

Сначала ты бежишь первый, выкладываешься, доказываешь, что способен держать удар. Затем сил становиться меньше и ты стараешься держаться наравне со всеми. Потом проходит пара ускорений, и ты замечаешь, что бежать легче, если не оглядываться на других. Постепенно дорожка на твоей дистанции сокращается, становится уже, мелькая лишь на кончике носа, концентрируясь на отметке контрольных линий. И когда ты доходишь до собственного предела, то уже не видишь где бежишь. Только звук падающих на пол кроссовок, бах – шаг, бах – еще один, отмерял тридцать разворот, потому что слишком сложно держать глаза открытыми, да и зачем, если ты двигаешься по прямой, а вот чтобы оторвать обувь нужны усилия. В самом конце, перед тем как отключиться, ты становишься похожим на, шагающего в свеже-залитом цементе, недотёпу с усердием выдирающего свои увязнувшие ноги.