Ленин опять поворачивается в кресле и рукой показывает Сталину фиги.
Ульянова: Иосиф Виссарионыч. Я ведь не сама всё это придумала. Мне брат о своих задумках говорил, а я только письменно оформляла. Ну, и в Кремле распространяла. Но, ведь это же Ленин! Вождь мирового пролетариата!
Сталин: Да вы с ума сошли. Какого такого мирового? И именно поэтому вы пасквили пишите, поддерживая своих еврейских друзей? Это что такое: «Товарищ Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть. И далее о том, что, мол, всё было бы правильно, но, вот капризен Сталин, ошибки свои с трудом признаёт, зазнайка, и так далее. Вы это с чего взяли, вот так клеветать на одного из партийных руководителей можно? Сами решили, или Троцкий помогал? Вон про него как в статье гладенько. А Пятакова зачем вообще к руководителям причислили? Если бы Ленин сам писал, он бы такого прокола не сделал.
Ленин одобрительно и громко хихикает, пытается встать, но падает назад в кресло.
Ульянова: Володя! Сиди уж. Скоро кашу принесут.
Ленин опять радостно хихикает.
Ульянова: Товарищ Сталин! Я как на духу! Подкатились ко мне Зиновьев с Каменевым, да и Лева с ними был. Ну, и не устояла! Слабая женщина. Я ведь по их лекалу писала. С заготовок письменных. Только вроде как от имени Володи и его словами. Что ж мне делать теперь? Я искренне раскаиваюсь, пошла формально против вас.
Сталин: Не против меня, а против Генеральной линии партии. Все статьи сдайте Фотиевой. Она перепишет так, как будто Ленин уже давно диктовал, когда ещё мог. Вреда нам от этого большого не будет, но, и малого бы не хотелось. Поэтому, хватит. У Ленина и так томов на сорок трудов наберётся, там ваши статейки гнусные и похороним. Пока ситуация не изменится. Понятно? И, не шалите. Выздоравливайте, Владимир Ильич. Да, не сидите здесь, как Исак на гноище! Или Исав, сами можете самоназвание выбрать! Выходит.
Ульянова: Ушёл, Ирод! У меня, аж, вся спина мокрая. И ниже! Да! Это не Троцкий. Тот только кудахчет, да народишко расточает. А этот просто волк матёрый. Входит, встать хочется, и во фрунт. Во силища.
Ленин блаженно улыбаясь и пуская слюни спит в кресле.
Гаснет свет. Затем высвечивается кабинет автора.
Вот сейчас это я лихо завернул, актуально. Надо как то к современности опять переходить. Брыня уже всё сказал. Теперь черёд Маяковского. Пущай поработает. Мужик, говорят, здоровый был. Не сломается!
Световой круг в центре. Электронный отсчёт времени.
Сотовый в роли Маяковского: Время! Начинаю про Ленина рассказ. Темень здесь как у Троцкого в жопе!
Карго в роли Когана-критика: Вы уже свету ему дайте. Свету ему! А то Лили Брик и ещё сумасшедшего множества баб мало. Загорается свет. Интерьер московской пивной того времени. За столиком Маяковский и Коган: Приятно видеть человека, который везде побывал, не исключая организм Троцкого!
Маяковский: Какой всё же ты местечковый. Весь из себя мещанский. Так и вижу, как ты под портретом Карлы-Марлы, за круглым столом с плюшевой скатертью и свисающим вниз абажуром, чай с купчихой кустодиевской кушаешь. А канарейка поёт, поет… Не видишь ты что ли, что пришла пора нам и на самого Ленина замахнуться? Снять его с пьедестала божества, восславить и представить самым человечным человеком. Даже сама смерть которого стала неслыханным величайшим революционным организатором. Ты прикинь, какая рождается фразочка: Призрак Коммунизма по Европе рыскал, yходил и вновь маячил в отдалении. По всему поэтому, в глуши Симбирска родился обыкновенный мальчик-Ленин! Ну, и далее в тему! Трам-тарам! Бабах! Сопли наперевес. Ура! И Пушкина туда же приплету! Чего ему, упокойнику, будет? Пускаu тоже в атаку идёт!
