Трепетные птички - страница 15

– Я не видела его прекрасного лица, я никогда не видела его внимательных, умных глаз, его длинные ресницы ни разу не щекотали моих щек, но я чувствую… я чувствую…

Света остановилась, прижала руки к груди, закатила глаза и застонала. Ей хотелось вытянуться на цыпочках, чтобы выразить несказанность с пущей вящестью, но мы и так уже стояли на цыпочках, и поэтому Света встала на кончики больших пальцев ног. Цыпочки разбежались. Я растерянно глядел на нее, ожидая окончания фразы, но девушка, казалось, забыла обо всем на свете, застигнутая врасплох несбыточными мечтами.

– Ну же! – прикрикнул на нее я.

Девушка медленно опустилась на пятки, разжала руки и, взглянув на меня, как на ошибку природы, продолжила:

– Я чувствую, что никогда бы не вышла за него замуж.

– Тогда на кой ляд тебе его физиономия?! – удивился я. – Или ты хочешь как следует его запомнить, чтобы не оказаться с ним в ЗАГСе случайно?

– Нет, просто, если бы я была замужем, я обязательно бы изменила мужу с этим парнем.

– А-а, – понимающе протянул я и признался. – Я бы тоже с ним трахнулся, если бы он был девушкой.

Мы продолжали красться за спиной пленительного счастья, однако остаться незамеченными нам не удалось. Когда мы поравнялись с прекрасным незнакомцем, он, не оборачиваясь, спросил:

– Ну-с, друзья, а вы как считаете, что красивее – розы или девятая симфония Бетховена? – у него был тихий, наполненный грустью, голос.

– Идиот! Ты б еще спросил, что зеленее – зеленая улица или зеленая трель милицейского свистка?! – вежливо ответил я.

– Помните, – грустно продолжил он, – все, что не розы, то девятая симфония Бетховена, а все, что не девятая симфония Бетховена, то – розы.

– Чушь собачья! – воскликнула Света.

– И я был того же мнения, – молодой человек обернулся и посмотрел на девушку большими грустными глазами, – и в этом моя Трагедия, – закончил он с патетикой.

– А вы, собственно…

– Да-да, – перебил меня незнакомец, – извините, не представился. Я – Люцифер.

– Лютый Фер? – переспросила Света.

– Люцифер, – поправил ее молодой человек. – Некоторые называют меня Сатаной, Дьяволом, Чертом или попросту Врагом. А мне больше нравится – Излучающий Свет.

– Да ладно, будешь мозги нам пудрить! – воскликнул я. – Какой же ты Сатана?! Я читал в одной книжке, что встреча с Дьяволом вселяет такой ужас, что не найдется человека, который бы в эту минуту вспомнил имя Бога. А ты совсем не страшный. Ну, рыбы несвежей наелся, а в остальном – нормальный человек. Дон Жуан, можно сказать. Плейбой с расстройством желудка.

– А зачем мне вас пугать? – равнодушно пожал плечами незнакомец. – Имя Этого вы и так никогда не вспоминаете. А впрочем, я могу изменить свой облик.

С этими словами он превратился в морскую свинку. Света завизжала. Грызун немедленно превратился в нашего нового знакомого. Но на этот раз он был одет в черный кожаный костюм, увешан цепями, а волосы его были зачесаны в петушиный гребень и выкрашены оранжевой краской.

– Ну, подруга, ты хотя бы крикнула «мама»! – расхохотался он, глядя на мою спутницу, а потом подмигнул мне: – А ты говоришь про Этого!

– Хорошо-хорошо, – отмахнулся я. – Чем лицедействовать понапрасну, скажи лучше, чьи это гады кишат в болоте?

– А вон их повелитель, – Люцифер протянул руку, и, посмотрев вслед за указующим перстом Врага, мы увидели в кустах на берегу сумасшедшего Гошу.

Он с перекошенным от страха лицом стоял над колодцем, из которого поднимался вверх столп синего света. Казалось, что мой сосед хотел, но не решался кинуться вниз. Неподалеку мы заметили еще один колодец с розовым свечением. Заподозрив неладное, я подбежал к Игорю Анатольевичу и заглянул внутрь отверстия. В то же мгновение неописуемый ужас сковал меня, а внизу через толщу голубого света я увидел свое тело, лежавшее на полу в моей новой комнате. Я понял, что колодец – это переход в тот мир, который мы недавно покинули, и неизвестно каким образом оказавшийся здесь дух сумасшедшего Гоши собирался завладеть моим телом, чтобы занять мое место в той жизни. Надо было надавать ему как следует по шее, чтоб не смел на пушечный выстрел подходить к частной собственности. Однако я был не в силах пошевелиться, столп синего света полностью парализовал меня. Видимо, то же самое происходило с Игорем Анатольевичем. Но ему все же удалось выйти из оцепенения, и он бросился вниз. Мысль о том, что он займет мою физическую оболочку, а я навсегда останусь в царстве Люцифера, словно током ударила меня. Я заорал истошным голосом – так было легче преодолеть парализующий страх – и, перегнувшись вниз, успел ухватить Игоря Анатольевича за ногу. Он заревел как зверь и задергался как припадочный, но я вцепился в него мертвой хваткой, изловчился и, зажав ступню сумасшедшего Гоши подмышкой, собрался применить болевой прием, которому обучился на политзанятиях по боевому самбо, но какая-то невидимая сила отбросила нас обоих от колодца. Двое не могли уместиться в одном теле, произошло естественное отторжение. Прав был О'Генри по поводу Боливара.