Произнеся это, он едва заметно поклонился. Затем развернулся и отправился прочь, принявшись раздавать приказы. Я же, чувствуя, как меня потряхивает от пережитого – причем больше от нашей встречи, чем от нападения Черных Повязок, – уже скоро забралась в поставленный в нормальное положение паланкин.
Надир аль-Амман оказался прав, и делать мне на рынке больше было нечего. Множество мужчин в серых длинных кафтанах, подпоясанных кожаными поясами, спешили со всех сторон, и я решила, что это и есть городская стража Фисы, и они уж точно разберутся без меня.
В паланкине Хания, вцепившись в шелковую подушку, не скрывала своих слез. Сперва я подумала, что это у нее реакция на пережитый стресс, но плакала она совсем по другому поводу.
– Теперь он… Он… – Слезы текли по ее красивому лицу, оставляя мокрые пятна на полупрозрачной вуали. – Надир подумает, что все было сделано специально! Что мой муж якобы заодно с Черными Повязками и он спланировал это покушение!
– Вообще-то нам с тобой тоже досталось, – возразила ей. – Опасность была реальной, и Надир прекрасно это видел. Так что вряд ли…
Хания покачала головой.
– Он доложит обо всем султану, а тот не обратит на такую мелочь внимания! Хеферу давно уже нужен был повод… Любой повод, чтобы добраться до Рореда, а тут… На его племянника напали, причем в самом центре Фисы! И пусть мой муж ни в чем не виноват, но его все равно обвинят…
– Не думаю, что будет именно так, – мягким голосом произнесла я, прикидывая, как бы ее утешить. – Мне показалось, что племянник султана далеко не дурак, так что он будет настаивать на непричастности Рореда.
Я воскресила из памяти его лицо, скрытое платком; вспомнила пронзительный взгляд черных глаз.
Меня до сих пор потряхивало после нашего короткого разговора.
Но, конечно же, говорить об этом Хании я не собиралась, да она и не стала бы слушать. Ее интересовали только собственные проблемы, и всю дорогу до дворца Хания причитала, что их прекрасная жизнь вот-вот закончится. Ее мужа кинут в тюрьму, а потом отрубят голову, обвинив в измене и мятеже. И ей заодно!
– Нет же, Хания! Ты явно преувеличиваешь, – говорила я ей, но она не обращала на мои слова внимания.
Твердила, что все кончено. Она не представляет, что нужно сделать Рореду, чтобы Пустынный Ястреб поверил в его преданность султану!
Проплакала всю дорогу до дворца, а потом, когда слуги опустили паланкин на крыльце, сказала, что у нее разболелась голова. Она возвращается в свои покои и станет молиться – собирается просить защиты у Трехликого, а не у звероподобных Богов Остара.
Хания надеялась, что с Его помощью муж что-нибудь придумает.
…Возможно, Роред что-то и придумал и Трехликий встал на его защиту, потому что этим вечером названного отца я так и не увидела. Он заперся в своих покоях с Надиром аль-Амманом и не выходил оттуда, пока его гость не отбыл восвояси.
Покинул дворец, не попрощавшись, и меня это немного зацепило. Но совсем немного.
Оно и к лучшему, сказала я себе. Уехал и уехал.
Вот и я тоже не собиралась здесь задерживаться. Остар был не для меня, а я – не для Остара, теперь мне это было прекрасно понятно.
С отъездом Надира аль-Аммана во дворце все вздохнули значительно спокойнее, а потом принялись ждать прибытия кораблей из Хастора и Хъедвига и новых дорогих гостей.
