И снова он разглядывал альбом так, словно видит впервые, хотя мы сделали его вместе, некоторые фотографии он даже сам подписал. Указала на эти места. Плотные картонные страницы он перелистывал по нескольку раз, всматриваясь в лица знакомых и одногруппников, что попали в кадр. Надписи, сделанные собственной рукой, заинтересовали его больше всего, их Алекс изучал с особой тщательностью.
Затем он завороженно коснулся отделанной бирюзой спинки кровати, потрогал зеркало в старой бронзовой раме, внимательно обошёл квартиру ещё раз, дотрагиваясь до вещей. Надолго остановился у обшитого медью щита, купленного им на одной из питерских барахолок. Затем он сел на диван и властно усадил меня рядом с собой, заставив смотреть ему в глаза.
«Кто ты такая?» – его голос ворвался внутрь разума, и настал мой черёд терять почву под ногами.
«Аня. Анна. Твоя бывшая возлюбленная».
Этот странный мысленный контакт дал возможность словно проникнуть в его чувства. Меня обдало ледяной враждебностью. А ещё я вдруг очень ясно осознала: сидящий рядом человек меня совершенно не знает. Это причинило боль. Я не понимала, как такое могло произойти.
Алекс не разрывал тяжелого зрительного контакта и словно присутствовал у меня в голове, читая мысли.
Отвечать было сложно, но оказалось, что можно показывать картинки из прошлого.
И я вернулась в воспоминания, начиная с нашей первой встречи. Первый год мы просто дружили, и если я была безнадёжно влюблена в него почти с начала первого курса, то он держался холодно до тех пор, пока я не расцеловала его первого сентября на второй год обучения. Так обрадовалась встрече после целого лета разлуки, что не удержалась и повисла у него на шее, покрывая щёки восторженными поцелуями. Тогда Алекс подхватил меня и поцеловал в губы, прижав к себе ещё крепче. С того момента мы стали неразлучны, а месяц спустя съехались.
Я показывала ему наши дни и ночи, учёбу, которая всегда давалась легче, когда мы делили сложности на двоих, вечеринки с друзьями, редкие путешествия на машине отца, которую Алекс не очень любил и совершенно не умел водить. Наши летние вылазки на дачу к друзьям и поездки на пляж, редкие ссоры и бурные примирения.
«Что я рассказывал тебе о себе?»
Да толком ничего. Кусочки информации про то, как недоволен его отец выбором специальности, иногда что-то про друзей детства со странными именами.
«Покажи Обряд. Метка. Как она у тебя появилась?»
Это произошло тем летом, когда он ушёл. Болезненные воспоминания наворачивались слезами на глазах, да и голова начала раскалываться от тяжёлого мысленного контакта. Но я подчинилась и показала воспоминания из того вечера.
«Что было дальше?»
«А дальше ты ушёл на каких-то десять лет. И я сначала ждала, а потом перестала. Ты можешь снять это клеймо?»
«Я за этим и пришёл», – саркастично ответил Алекс, и я почувствовала его эмоции, мрачные и враждебные.
«Ты меня не узнаёшь? Как такое может быть?»
«Я тебя не помню, потому что получил травму головы во время взрыва и потерял две с лишним годины из жизни».
«Две годины? Но ты жил тут не меньше трёх лет, и это только то время, которое мы учились вместе».
«А сколько времени прошло с тех пор, как я ушёл?» – мрачно спросил он.
«Десять лет», – ответила я.
«Видимо, година в нашем мире равна двум годам в вашем. Тогда по времени примерно совпадает», – ответил Алекс.
«Ты… ты из другого мира?» – я не удержалась от глупого вопроса, хотя давно предполагала нечто подобное.
