- С днем рождения, мамуль.
Кладу увесистый букет красных роз на низкую лавочку и руками очищаю надгробье и цветник от сухой травы и жухлых листьев. Мама с портрета приветливо улыбается.
Сегодня ей исполнилось бы 44 года. Такая молодая, такая красивая!
Веду кончиками пальцев по портрету, повторяя контуры ее лица. Я на нее похожа. Те же глаза и брови, та же улыбка, за исключением того, что она делилась ею с окружающими гораздо чаще, чем я.
Украшаю могилку цветами и перехожу к папиной. Тоже очищаю от листвы и долго смотрю в его изображение на черном памятнике.
Раньше мы приходили сюда вдвоем. Я молча сидела на лавочке, а папа говорил с мамой вслух. Рассказывал о делах в кофейне, делился новостями о моей учебе и из жизни общих знакомых. Про Кристину Дмитриевну никогда не рассказывал, словно маму это могло ранить.
Мне от этого всегда было смешно и обидно. Будто мама и без этого все не понимает.
После гибели папы я стала приходить сюда одна. Общалась с ними мысленно, но с каждым визитом оставалось все меньше тем для разговоров.
Наверное, я их разочаровала. Не оправдала надежд и чаяний. Не отстояла кофейню, не доучилась в вузе, переведясь на заочное едва ли не перед самым дипломом.
Теперь еще и в личной жизни черт ногу сломит. Люблю одного, а во снах вижу другого. О таком не то, что говорить - думать стыдно.
После дня рождения Эдика прошла неделя, и с Эйне я встречалась всего дважды случайно в зале. Он, словно выучил расписание моих смен и специально приходил в те дни, когда я не работала. А я так и не поняла, нравится мне это или нет.
Усевшись на лавочку, вынимаю из рюкзака влажные салфетки и тщательно оттираю руки. Потом, прислонившись спиной в металлической оградке, прикрываю глаза и задираю лицо к небу.
Сегодня солнечно, но совсем не жарко. Ветер непостоянный. То ласковый и теплый, то, будто вспомнив, что скоро зима, резкий и колючий до озноба.
Сижу с мамой и папой, пока не начинает вечереть. Изрядно замерзнув, поднимаю воротник куртки и растираю ладони. На остановку общественного транспорта иду быстрым шагом и стою на ветру еще минут сорок.
Скоро обо мне вспоминает Артем. Экран телефона оживает его счастливой физиономией.
- Ты где потерялась?
- Скоро буду… через час примерно…
- Ромео не вышел снова, - проговаривает с сожалением.
- Уволь его, Тёма!
- Он заболел.
- Что, и справка будет? – язвлю я.
- Ладно, - сдается сразу, - решим, когда приедешь.
Отключаюсь и со злостью пинаю ботинком металлический уголок, на котором держится ржавая урна.
Конечно, он его не уволит! Найдет сотню причин, потому что это один из сотни его самых близкий друзей!
Скрипя зубами от злости, сама набираю Рому, но тот нагло сбрасывает мои вызовы.
Гондон штопаный. Я же все равно тебя уволю!
Кладу телефон в карман, туда же прячу руки и вдруг вижу, как проезжающий мимо черный седан сбрасывает скорость, останавливается и начинает сдавать назад.
Только не это!.. Пожалуйста.
Тормозит ровно напротив меня и опускает стекло.
- Садись, красивая! – свешивая локоть из окна, широко улыбается незнакомый парень.
- Спасибо, - качаю головой с каменным лицом, - за мной сейчас подъедут.
По опыту знаю, что ни улыбаться, ни грубить навязчивым незнакомцам нельзя. Они воспринимают это как провокацию.
Тем более, когда уже сумерки, и ты одна на трассе.
- Испугалась, что ли? – смеется парень,- садись, не обидим.
- Спасибо, но нет, - проговариваю твердо, инстинктивно отступая назад.
