Третий - страница 26



Полина тихо выдохнула через приоткрытые губы, обретая заново возможность дышать.

Первым она увидела каменный мост, поднимающийся от площади надёжной и твёрдой перемычкой над пустотой. Там, под ним, вились облака. Храм Стихий был подавляюще грандиозен. В него можно было поселить весь город, вытянувшийся у его основания на юг. И такую громадину установили на какую-то вершину? Серая структура с закруглёнными углами, главный средний купол заключали в квадрат четыре башни, значительно превышающие его в высоту. Они символизировали четыре Стихии и четыре стороны Света. Полина отчего-то знала, что слева запад, справа – восток. Слева мост Огня и по нему лучше не ходить тому, кто не принадлежит Огню, а справа мост Воды, по нему в Храм втекает вода, хотя он и расположен несколько выше относительно другого края.

Сафико улыбнулась на удивлённый взгляд, считая за должное, что Храм производит неизгладимое впечатление. Он производил. Полина взволновано дышала и жадно рассматривала всё, до чего дотягивался взгляд.

Девушка-адепт перестала улыбаться, вместо этого закусила губу и приготовилась закатывать кресло на чуть выгибающийся, укреплённый у оснований мост.

Сигур фыркнул и отстранил её. Он поистратился, но непохоже чтобы умирал от слабости. Если в руках не осталось силы магической, осталась мужская. Кресло пошло медленно, чуть елозя на неровностях, но относительно ровно, а потом веселей поскакало под уклон. Тут маг его то ли не видел смысла, то ли не имел возможности придерживать. Полина разобралась со скачущими перед глазами кругами и уставила сконцентрированный взгляд на встречающих.

Их было двое. Они стояли у входных двустворчатых врат из тёмного материала сходного с деревом, по которым становилось ясно, что Храм – крепость. Площадка от моста до них не была особенно большой, но глядя на их улыбки, способные означать всё что угодно, Полине она представлялась непреодолимой. Сколько ни иди, двое стариков будут всё так же глядеть со спокойной улыбкой сверху вниз.

Старики были глубокими, с однотонными лицами в бороздах на щеках и лбах, с поредевшими белыми бровями и одинаковым выражением глаз. У того, что стоял к ним ближе, глаза были голубыми, с молодой насыщенностью цвета, другой стоял на пороге и держал много работавшей рукой тяжёлую створку. Он был загорел до цвета коры и в его волосах ещё была темнота. Хоть на квадратном лице держалась улыбка, становилось ясно, что человек суровый. А ещё хоть он и стоял на возвышенности, первый превосходил его ростом. Коротко стриженный и худой, седой как лунь, в профиль или со спины он мог сойти за сутулого светловолосого парня. Одеты они были в одно и то же, иссера голубое одеяние, подвязывавшееся у пояса и покрывающее от шеи до земли. Но и такая обезличивающая простая одежда сидела на них по-разному, на седом навевая на мысли о римских патрициях, а на коренастом – о рабочей робе.

Полина безрадостно провела аналогию между Сафико, её сине-белым платьем и собой. Если на Сафико это красивое платье сидело как на молодой девушке, то на ней бы оно село как на корову седло. И тут дело не в весе. Полина знала, что весит немного, в конце концов две девушки вполне справлялись с её перевозкой на непредназначенном для того средстве передвижения.

– Здравствуй, Полина, – персонально поздоровался седой молодым голосом. Голубые глаза мягко коснулись места, где из бинтов блестели её глаза, и сместились на мага, едва не заморозив его суровой пристальностью.