– Перед сном концентрируйся на нем, расфокусировав взгляд, – ответила она серьезно. – Этот образ – вход в миры Зазеркалья.
Я собирался задать следующий вопрос, но она молча указала взглядом на дверь. Я отправился спать и с, наслаждением вытянувшись под одеялом, почувствовал, что смертельно устал за этот длинный день. Несколько часов сна вернули мне бодрость. Утром, наслаждаясь ароматным кофе, я уже раздумывал, как бы построить новый день поинтересней. Поскольку Джи интересовался людьми, которые стремились к Просветлению или хотя бы утверждали, что стремятся к нему, мне пришло в голову съездить вместе с ним к одному чудаку-философу, который покинул Питер и уехал просветляться в молдавскую деревню. Осторожно постучавшись в дверь Джи, я дождался мягкого «да» и заглянул в приоткрытую дверь. Джи, в легком льняном костюме, сидел в изголовье кровати Феи, углубившись в чтение «Философии свободы». Получив от него согласие на поездку за город, я удалился на работу.
Я с трудом дождался конца рабочего дня.
В пять часов вечера мы втроем сидели на блестящих сиденьях местной электрички, теснимые деревенскими жителями.
– Никто из них ни разу в жизни не задумывался о просветлении, – подумал я, разглядывая их озабоченные лица.
Через пару часов мы сошли на пустынной платформе, где, кроме кружащих ворон, не было никого. С трудом отыскав домик с красной черепичной крышей, весь увитый виноградом, я толкнул скрипучую калитку, и мы оказались в небольшом дворике. На нас бросился огромный черный пёс, но не достал: спасла железная цепь, которой он был прикован к бетонному электрическому столбу. Навстречу вышел среднего роста плотно сбитый человек, в старой зеленой рубахе и мятых черных штанах; на ногах его красовались начищенные до блеска хромовые сапоги. Он подозрительно покосился на моих гостей.
– Это свои люди, – сказал я ему.
Тогда он протянул широкую ладонь и представился: – Виктор. Он настороженно всматривался в Джи прищуренными глазами, сверля насквозь острым зрачком. При взгляде на Фею он слегка смягчился, а на лице появилась сдержанная улыбка. Поцеловав ей руку, он, галантно поклонившись, пригласил нас в просторный кирпичный дом, в гостиную, и предложил сесть за стол, накрытый узорчатой молдавской скатертью.
Вскоре в дверях появилась молодая симпатичная женщина в длинном цветастом платье. Ее черные густые волосы были собраны на затылке в косу, и при каждом движении головы коса причудливо извивалась. Она внесла на расписном блюде жареного цыпленка, аромат которого подействовал ободряюще на наши голодные желудки. За ней шла десятилетняя дочка с графином молодого молдавского вина. Мое лицо просияло в предвкушении праздника.
– Не духом единым жив человек, – произнесла мелодичным голосом хозяйка.
Она белою рукою разлила по граненым стаканам вино и села рядом с хозяином.
«Эх, и отхватил же себе красотку», – завистливо подумалось мне.
– Первый тост предлагаю выпить за нежданных гостей, – произнес Виктор и легко опрокинул стакан в жилистую глотку.
– Хорошо живешь, Витя, – произнес умильно Джи, попивая терпкое вино.
– Все это создано своими руками, – сказал Виктор назидательно. – Я это творил ради внутреннего Пути. Уехал вот из Питера, от городских соблазнов, а здесь, на воле, одна дорога – к Богу. – Он налил следующий стакан и с наслаждением выпил. – Здесь я живу один на один со своей совестью. Она мне каждый день подсказывает правильное направление.
