Три девицы и тайна Медной горы - страница 14

Лизавете стало обидно за родителя.

– И твой папенька такой?

– Папа́ меня и маму очень любил. По-своему, – Мати снова улыбалась, правда уже грустно, – Что не мешало ему пьянствовать и волочиться за каждой юбкой. От графини до кухарки.

– А что же мама?

– Никогда её не видела, хотя папа́ твердил, что я вылитая мать. Я незаконнорожденная. Плод любви знатной дамы и гусара.

– Мати, мне очень жаль, – смутилась Лиза. – Она умерла?

Матильда молчала. Лиза неловко прикоснулась к её руке, желая извиниться, но Матильда отдернула руку и заговорила:

– Не знаю. Папа́ всегда уклонялся от ответов, а я часто думала, как бы сложилась жизнь, если бы мама могла признать меня. Папа́ не жалел средств на моё воспитание. Я немного болтаю по-французски, скачу, фехтую и стреляю, как гусар, умею обращаться с ножами. Вот музицированию пару лет обучалась. Потом папенька решил, что этого мне достаточно, поэтому репертуар простецкий. Всё, что помню с детства – муштра, физические упражнения, чтение скучных книг. А мне хотелось романтики, безумств, впечатлений, как в романах, из отцовской библиотеки, которые читала тайком. У него было много книг о приключениях, путешествиях, любовных интригах, но мне запрещали их читать.

Матильда опять замолчала. Потом внезапно встала и прошлась по комнате, глубоко вдохнула и резко выдохнула и продолжила:

– Я сбежала от отцовской душной опеки с первым же смазливым купчиком. Думала, что мы вместе против всего мира. Как в романах. А он продал меня в публичный дом, когда мы потратили все, что стащила у отца и нам стало нечем платить по счетам.

Матильда рассказывала об этом спокойно, ни слезинки, ни увлажнившихся глаз, ни дрожащего голоса. Лиза смотрела на собеседницу приоткрыв рот, настолько поразил её рассказ, и у неё получилось только спросить:

– Ты могла вернуться?

– Не успела. Отец умер от апоплексического удара. Или от горя, – глухо пробормотала Матильда. Она все-таки не выдержала и низко склонила голову от тяжести воспоминаний.

Лиза всей душой потянулась к девушке, такой хрупкой, такой уязвимой, в естественном порыве, знакомом всему женскому полу, защитить маленького, слабого… Как вдруг Матильда, в обычной своей манере, весёлой, немного капризной, прелестной куклы, вскинула голову и заявила с усмешкой:

– Вот в чём-чём, а в жалости не нуждаюсь! Всё у меня хорошо. И стоит только пожелать – я стану первой дамой этого занюханного провинциального городишки!

Катеринка сидела перед туалетным столиком в своей комнате, глядела в зеркало и ничто её не радовало. Окружение раздражало до зубовного скрежета.

Клиентов она презирала за доступность, лёгкая добыча, сбегают от толстых правильных жён и законных детей. И тут уж она не гнушалась ничем, стремясь обобрать, облапошить и раскрутить жирного гуся на деньги – в этом ей не было равных. Её способности, расположить к себе мужчину и внушить, что она страстно его желает, противостояли немногие. Катеринка владела эмоциями и любое чувство умело имитировала.

Девушек она ни в грош не ставила, считая рабочей скотиной. Катеринка подчёркивала, что выше их по статусу и густо пудрила лицо – она не простолюдинка с загорелой кожей, её кожа бледная, как и подобает истинной аристократке. Для гостей сильно румянилась и ярко подводила глаза, словно надевая маску, незачем всякой швали видеть её подлинное лицо. Тихая алкоголичка, мадам Жанетт, бесила либеральностью и мягкостью. Горничная и кухарка раздражали чересчур вольным и независимым поведением.