Три девицы и тайна Медной горы - страница 17

– Да, дружочек, ты совершенно права – фигура превыше всего, – склонял голову Михаил. – У маменьки до сих пор девичьи формы.

– Ну а кормилица у вас была не из дворовых, – продолжала ехидничать Матильда. – Неужели это была придворная дама?

– Ну, то была фигура речи, – отбивался Михаил. – Для того чтобы воспитать хороший вкус, истинной леди достаточно вращаться среди людей с развитым чувством прекрасного.

– Ах так! – грозно говорила Матильда, и непонятно – всерьёз ли сердится подруга или притворяется. – Вот и иди к своим ladies. Видали мы таких… ледей!

Но тема была интересная и вскоре она опять слушала возлюбленного. Так, в разговорах и повседневных хлопотах, проходило время. Лиза нашла подругу, именно родственную душу, которую вымаливала ежевечерне. С ней было одинаково легко молчать и говорить. А ещё, Матильда, всегда веселая и жизнелюбивая, могла словами колоть как шпагой – быстро и больно, поэтому Лиза каждый раз радовалась, что острая на язык девица на её стороне. Матильда же заполучила в свою свиту преданную и надёжную особу – Лиза приняла подругу безусловно, со всеми страстями и достоинствами.

Но был человек, который следил злыми глазами за этой троицей. С каким удовольствием она бы придушила их!

– Спокойствие, Катрин, – говорила она своему отражению. – Скоро кто-то заплатит за всё!

Когда отец не появился к сочельнику и не прислал ни письма, ни гонца с известием, Катя забеспокоилась, но такое иногда случалось, и она отпраздновала Рождество и Новый год вместе с прислугой. Но батюшка не объявился и позже, тогда девушка, снедаемая тревогой и беспокойством за единственного родного человека, сама отправилась в Санкт-Петербург. Адрес нашла в бумагах. То, что она узнала, разделило её жизнь на до и после.

В доме по адресу, указанному в документах, она встретила семью своего отца, о которой даже не подозревала. Жена, дебелая молодящаяся немка, напоминающая свинью рыхлыми телесами и узкими, заплывшими глазками и крупная, нескладная дочка, у которой от батюшки были разве что карие глаза. Они сообщили ей, что их муж и отец скоропостижно скончался от холеры. Их срочно вызвали из Швейцарии, где они находились по поводу лечения «либен Анхель», законной дочки, стало быть. Они знали о Кате, но скандала не поднимали. Отец оплачивал семье более чем щедрое содержание, в взамен они закрывали глаза на «кляйне бастард».

Законная супруга позволила Кате присутствовать на похоронах, а после пригласила на оглашение завещания. Отец все свое имущество оставил жене и дочери. О Кате не было ни слова. Причину этого она теперь никогда не узнает. Даже имение, которое Катя считала своим домом, отошло им, и как она не просила и не умоляла, немки его не отдали.

– Куда же я пойду, – растеряно спрашивала девушка, в одночасье лишившаяся всего – семьи, дома, надежд на будущее.

– Рапотать, майне кляйне фрау, – надменно отвечала ей жена отца. – Фи, рюсски должны много рапотать, чтопы не пить. Фатер дать гут опразофание. Ты есть рапотать гуфернантка.

– Но у меня даже нет денег на обратный билет, чтобы забрать вещи. И с собой только самое необходимое.

– Там нет польше ничего тфоего. Там есть наш земля. Но я не есть бесчустфеный. Терши…

Женщина протянула Кате цветную ассигнацию в 100 рублей, прозванную в народе «катеринкой».

– Ты есть Катеринка, – женщина даже не скрывала издёвки. – Это фсё, чего ты стоишь. Терши, это гут деньги. С умом распорядишься – тепе хфатит на кфартиру несколько месяцев, скромное платье и ессен, кушать, пока ты искать рапота.