На дискотеках её наперебой приглашали мальчики из отряда. До лагеря Рита никогда не танцевала парных танцев с кавалерами, но зато у неё была великолепная пластика – уже третий год подряд она занималась хореографией. Ей очень нравились танцы, и самое главное – у неё были к ним несомненные способности. Петя решился на «медляк» не сразу, но когда всё-таки подошёл к ней и протянул руку… Ей показалось, что она сейчас взлетит от восторга, расправив невидимые крылья. Во время танца (Рита на всю жизнь запомнила, что тогда играла песня «Нелюбимая» в исполнении группы А-Студио) они не сказали друг другу ни слова, но девочка была уверена, что в следующий раз он обязательно снова её пригласит и решится на что-то большее, чем просто положить руки ей на талию. Может быть, даже попытается её поцеловать?.. От этой мысли ей становилось жутко и весело, и что-то смешно щекотало в животе.
Очередная дискотека была назначена на воскресенье, которое совпадало с родительским днём. Рита никого не ждала – она знала, что едва ли бабушка с дедом поедут аж в Белоруссию, чтобы на пару часов повидать внучку. Конечно, было немного завидно, что другим привозят домашние разносолы, колбаску, фрукты и газировку, но она привыкла относиться к жизни философски и не грустить понапрасну о заведомо несбыточном.
К великому Ритиному удивлению, когда после завтрака она сидела в одиночестве и листала взятую в местной библиотеке книгу, в комнату заглянула девочка из их отряда.
– Кочеткова! – окликнула она. – Иди скорее в беседку возле столовой, тебя там ждут.
– Зачем? – не поняла Рита.
– Приехали к тебе! Родительский день же, – пояснила девчонка, как несмышлёнышу. Но яснее от этого не стало – напротив, Рита ещё больше вытаращила глаза.
– Приехали?! Кто?
– Ну, а я знаю? Мать, наверное, – она пожала плечами.
Рита вскочила с кровати, как ошпаренная; книжка полетела на пол.
– А ты не ошиблась? – проверила она на всякий случай.
– Ну, ты же у нас одна Ритка Кочеткова. Значит, никакой ошибки!
С бешено колотящимся сердцем Рита поспешила к зелёному двухэтажному корпусу столовой. Беседка была расположена как раз напротив центрального входа, рядом с гипсовой статуей, оставшейся с советских времён и изображаюшей трубящего в горн пионера. Внутри беседки можно было разглядеть одинокий женский силуэт. Рита сразу же узнала мать, хотя расстояние было ещё слишком велико. Но она не могла перепутать этот знакомый наклон головы, эту неброскую скрытую грацию изящной фигуры, эти вьющиеся локоны ни с чьими другими…
Девочка почему-то очень испугалась. Она знала, что едва ли мать приехала к ней просто так: вероятно, что-то случилось, без повода она в лагерь и не сунулась бы. Они не виделись с ней около полутора лет – аккурат с позапрошлого Нового года, и Рите казалось, что она совсем отвыкла от мамы и больше не испытывает зависимости от их кратковременных встреч. Однако сейчас, приближаясь к беседке на ватных ногах, она чувствовала, как трясутся все её поджилки и захлёбывается от страха заикающееся сердце.
Полина Кочеткова обернулась, словно почувствовав её присутствие. Глаза матери и дочери встретились. Рита остановилась, будто их перекрещенные взгляды лишили её последних сил.
– Ритуля… – жалко скривив губы, выговорила мать и поднялась ей навстречу. – Девочка моя, у нас такое горе, такое горе… Дедушка умер.
Рита молчала.
– Сердечный приступ, – робко продолжила мама. Она медленно приближалась к дочери и заискивающе заглядывала ей в лицо, словно боясь, что Рита вот-вот сорвётся с места, как вспугнутая дикая лань, и бросится прочь.
