Три имени одного героя - страница 12

В 1945 году мне исполнилось 7 лет, и я пошел в первый класс. Мать решила, что мы с сестрой будем учиться в одном классе, и Рита начала с 8 лет, чтобы при случае присматривать за своим непутевым братом. Учиться ей было легко, и она всегда была круглой отличницей. Для меня же проблемой было «чистописание», которое в моем исполнении смахивало на «грязнописание». Я весь был в чернилах и кляксах, а мои каракули годились разве что для мусорного ведра. Я оказался левшой, а писать приходилось правой рукой. И в дальнейшем почерк оставался для меня проблемой, и грамматика тоже хромала.

Зимой там часто бывали бураны, когда видимость сужалась до 10 метров и менее. Можно было затеряться. В таких случаях дети ходили в школу группами, в сопровождении взрослых. Нас укутывали во все, что было под рукой, а лица до глаз закрывали газетой.

В жизненном цикле любого живого организма происходит деление клеток и их обновление. Я где-то читал, что у человека в процессе обновления полная замена клеток происходит через каждые 7 лет. Если это так, то к семи годам мой организм полностью переродился, и не осталось ни одной клетки от ребенка, нареченного собственной сестрой прозвищем «Михря» – этот человечек поклеточно растворился во времени. А вместо него образовалась другая личность – «Миша». Это событие совпало с нашим переездом в «хлебный» город Армавир Краснодарского края. Оглядываясь назад, я нахожу этот переезд случайным и непродуманным действом. Из Казахстана рано или поздно пришлось бы уезжать, но не так скоропалительно и спонтанно, как это произошло.

А дело было в том, что директора завода, медсанчасть которого возглавляла моя мать, перевели в Армавир – командовать каким-то другим предприятием. Будучи хорошим нашим знакомым, он предложил нам ехать вместе с его семьей. Одним из его аргументов был суровый климат Северного Казахстана, из-за чего дети часто болели. Сегодня я нахожу этот аргумент не состоятельным: дети болеют в любом климате; отчасти это и необходимо – для выработки иммунитета. Может меняться только характер болезней, и в ближайшем будущем мы это ощутим на себе.

В дорогу собирались недолго. Обе отъезжающие семьи со всем домашним скарбом погрузили в отдельный товарный вагон, носящий имя: 501-й – веселый, и мы тронулись в путь. Почему «веселый», мне неведомо. Почти месяц мы ехали по разбитой стране, которая только начала восстанавливаться. Когда мы трогались, я это хорошо запомнил, была зима, лежал снег; когда доехали – был самый разгар весны, ярко светило солнце и никакого снега. Впрочем, мы же приехали на юг, где даже зимой снег бывает эпизодически.

Наш вагон был разделен на две половины. На одной из них обитала семья Хохловых – это фамилия бывшего директора завода. Она состояла из родителей, двух их старших дочерей, – Аиды, перешедшей в 10-й класс, и Риммы, перешедшей в 8-й, – а также младшего Веньки (Вениамина), который был на год старше меня. Нас же было трое, и мы обитали на противоположной стороне вагона, возлежа, как и наши соседи, на специально сооруженных лежанках. А посредине вагона сделали выгородку с туалетом для младших детей: Веньки, Риты и меня. Взрослые же и старшие девочки во время длительных стоянок поезда уходили справлять свои нужды на вокзал или где придется.

Мы двигались очень медленно, зигзагами и с большими стоянками на запасных путях, пропуская вперед скорые, пассажирские и прочие поезда. Но в целом жизнь была сносной и не утомительной. Младших детей из вагона не выпускали, кроме одного случая. Как-то состав остановился среди поля, на которое были свезены сотни подбитых танков, немецких и наших. И это было настолько грандиозное зрелище, что из вагонов высыпали все пассажиры, включая таких, как мы. На башнях многих наших танков крупными буквами была выведена надпись «Щорс». По своему облику это были танки Т-34 – наш бог войны. Немецкие танки как-то не запомнились, а, может быть, их было и меньше. Мы с полчаса глазели на это скопление техники, затем нам было велено вернуться в вагон.