– Что, дуры-торгашки, получили? Вот вам и страшненькая, а мужик рядом, в кровати лежит! Да какой мужик! Тигр! Или как там еще говорят иногда – тигра, – с гордостью за себя думала Зина, в который раз перебирая мысленно все запомнившиеся ей нюансы этой страстной ночи.
Она почему-то совсем не чувствовала тепла его тела, не ощущала его присутствия здесь, на кровати, рядом с собой. Видимо, спал, не обнявши ее. Ночью обнимал, да так крепко, что чуть ли не прилипал к ней. И потом, уже уставший, но удовлетворенный полностью, промурлыкав нежные слова любви и оценив, какая она страстная и желанная, заснул крепким сном, положив голову ей на грудь.
– Спит, наверное. Ладненько, сейчас вот потихонечку повернусь к нему, чтобы не разбудить и легонько поцелую в лобик, шейку и щечку; в губы не буду, ибо явно перегаром дышит, да еще каким. Потом так же тихо оденусь и пойду к себе досыпать. Даже в душ заглядывать не стану, все потом-потом. Выспаться надо.
Но, подумав, все-таки убедила себя вначале принять душ, смыть все следы ночных любовных утех и уже потом, с чистым телом, завалиться в постель, на боковую. А иначе просто не уснет. Чистюля!
Медленно Зиночка повернулась к своему любимому. Володька действительно был рядом и крепко мирно спал, лежа на спине, с запрокинутой вверх, ближе к изголовью кровати, головой, с открытым ртом, похрапывал и издавал слегка свистящие звуки, выпуская вместе с воздухом густые следы вчерашнего застолья. Она с особой нежностью и благоговением погладила его лицо, плечи, затем вновь прошлась легкими поцелуями теперь уже по его груди и животу, прикрыла одеялом. Далее машинально, не спеша перевела свой взгляд чуть в сторону от спящего Хохолкова, на кресло, стоящее рядом с кроватью. То, что открылось ее взору, повергло Зинаиду в жуткое состояние. Сон как рукой сняло, она с замирающим сердцем, не пытаясь даже сдвинуться с места, прильнув к храпящему Вовке, словно вмиг окаменевшая, округлившимися от нескрываемого страха и ужаса глазами, увидела нечто: там, вальяжно развалившись и откинувшись на спинку, закинув ногу на ногу, сидел совершенно незнакомый ей мужчина. Безупречно сшитый строгий костюм сидел на нем, как влитой. Воротник свитера с высокой горловиной полностью прикрывал шею. На ногах были надеты начищенные до блеска, остроносые туфли на высоком каблуке. От него исходила странная магическая сила, ощущаемая буквально всей кожей и холодком отдающая в груди.
– Господь милосердный, что это? Или кто это? Ой, мамочка родная! Ой-ой! Я все еще сплю и вижу сон страшный? Не иначе, как Вовкин напиток сказывается. А может, он чего-нибудь подсыпал, что бы была податливей? Нет, это не сон. Это все наяву, правдивей не бывает.
Она захотела громко закричать, но куда-то исчез голос. Издавались невнятные шипящие гортанные потуги. Как будто сковали ее эти невидимые силы и не дают ни слова сказать, ни крикнуть что есть мочи. Незнакомец, смутно кого-то напоминавший, глядел прямо на нее и улыбался. Взгляд острый, колючий, ледяной и как бы с укором, стараясь насквозь пронзить бедную Зинаиду. Такой же была и улыбка.
Утренний незваный гость потянулся, зевнул, вытянул и размял затекшие от долгого сидения ноги, взглянул на наручные часы, медленно, опираясь руками о боковины кресла, приподнялся, так же медленно и тихо прошелся по комнате. Подойдя к окну, слегка сдвинул занавеску в сторону, глянул наружу, на начинающий набирать свои обороты день. Тихо проговорил:
