Галька сменила тему, потянув меня за рукав. «Зырь! – с гордостью указала она на свежие царапины около своей кровати. – Это я нарисовала!» Галька изобразила вполне похожую лошадь и еще какое-то животное, которое я не смогла узнать. «Классно! – слегка покривив душой, польстила я ей и весьма кстати вспомнила кое-что. – А у меня карандаши есть!» «О! Ну ваще!» – у Гальки загорелись глаза. Я остро осознала свою полезность, и приятное ощущение теплой волной прилило к сердцу. «А я нарисую ГАИ! С длинными-предлинными ушами, – внезапно решила я, – и буду ее тапками расстреливать!» Эта идея меня развеселила, и я рассмеялась – кажется, в первый раз за все время болезни.
«Айда!» – Галька потащила меня в коридор для продолжения осмотра. «Осторожно, не споткнись», – предупредила она, указывая на тазик, стоявший у стены. В него размеренно капало с большого мокрого пятна на потолке. Я подставила руку под капли – вода была теплая. Всезнающая Галька, не дожидаясь вопроса, пояснила: «Это у чесоточных наверху трубу в туалете прорвало, а слесарь в запое». «У чесоточных?» – не дошло до меня. «Ну да, на четвертом этаже кожное отделение, они там чешутся, значит, – Галька наглядно продемонстрировала, как они это делают, поскребя себя под мышками на манер шимпанзе. – Я к ним вчера ходила, там ваще не проберешься, весь коридор кроватями заставлен. У нас тут, по сравнению с ними, тишь да гладь». Я попыталась представить себе полный коридор почесывающихся пациентов, которых заливало водой, но получилось плохо, и мы отправились дальше исследовать наш этаж.
«Здесь палаты, тут ординаторская, то есть врачи сидят, там медсестры таблетки выдают, а это столовка», – быстро вводила меня в курс дела Галька. «А как кормят?» – поинтересовалась я, вспомнив свои недавние страдания в другой больнице. Галька наморщила лоб и махнула рукой: «Перловка да пшенка, травиловка, короче».
Мы дошли до дальнего конца коридора, в котором размещались туалеты. «А это не для слабонервных, – предупредила меня Галька и зажала нос, – без противогаза не входить!» Но мы все-таки вошли, и Галька предложила изучить «наскальную живопись» на стенах туалета.
Наши предшественники оставили богатое культурное наследие: виднелись разнообразные жанры изобразительного искусства. Львиная доля экспозиции отводилась каллиграфии, но и графика всевозможных направлений – от символизма до сюрреализма – присутствовала в избытке. Самое почетное место высоко над дверью занимало монументальное полотно на животрепещущую тему удаления гланд.
Его создатель хотел внушить новичкам ужас перед предстоящей операцией, и ему это удалось. Над крошечным беззащитным пациентом с открытым ртом и вставшими дыбом волосами нависал громадный клыкастый похожий на мясника доктор с гигантским ножом в руке. «Вот как это будит!» – зловеще пророчила не шибко грамотная подпись, исполненная в кровавых тонах (скорее всего, красным фломастером). «Как же они туда дотянулись?» – промелькнуло у меня в голове. Мысли Гальки текли в том же направлении: «Наверное, две тумбочки поставили друг на друга». Далее наслаждаться шедевром не хотелось, дышать было нечем, и я выскочила из туалета.
«Ну а гланды-то где режут?» – поинтересовалась я, когда мы отошли на достаточное расстояние. «Этажом ниже, в операционной, – объяснила мне Галька. – Хочешь, покажу?» Я не хотела, ведь думать о грядущей экзекуции было противно, и поэтому сменила тему: «Не-а. А у тебя на какой день назначено?» «Не знаю, может, завтра, тут сперва анализы берут, а потом как очередь подойдет», – пожала плечами Галька.
