Женщина, ободряя, сжала ее руку.
– Мне очень жаль, – сказала она со слабым французским акцентом. – Графиню фон Ходенберг неправильно информировали. Я не общалась с ней больше десяти лет.
– Именно так она и сказала, – подтвердила леди Бессетт.
– Как вы с ней познакомились?
Леди Бессетт опустила взгляд к полу.
– В замужестве я долго жила за границей, – пояснила она. – Наших мужей объединял интерес к древней истории. Кажется, впервые мы встретились в Афинах.
– Как приятно, что она меня помнит.
Леди Бессетт слабо улыбнулась.
– Она знала только, что вы уехали в Лондон к Ратледжам, у которых ужасно болела маленькая девочка. Я с большим трудом отыскала эту семью. Лондон такой большой город. Я была в нем только раз в жизни.
Мисс де Севере указала на пару кресел у камина. Стояла поздняя весна, огонь в нем не зажигали.
– Пожалуйста, садитесь, леди Бессетт, – пригласила она. – Я попытаюсь объяснить вам свою ситуацию.
В сердце леди Бессетт угасала надежда.
– Вы… вы не сможете помочь нам?
– Я пока не могу сказать, – ответила гувернантка. – Но определенно попытаюсь. Расскажите о ребенке. Сколько ему лет и какова причина болезни?
Леди Бессетт подавила рыдание.
– Джеффри двенадцать, – ответила она. – Он… на него порой находит, мадемуазель: он говорит бессмыслицу и не может объяснить почему. Временами он страдает от меланхолии. Он очень нервный ребенок.
Мисс де Севере медленно покачала головой.
– Что представляют собой его видения? Грезы? Галлюцинации? Он слышит голоса?
– Я думаю, это грезы, – прошептала графиня. – Грезы наяву, а не во сне, если такое бывает. Но я не совсем уверена. Понимаете, Джеффри больше не хочет обсуждать это со мной. Он стал очень скрытным.
– Мальчик все еще страдает от приступов? – спросила гувернантка. – Знаете, с возрастом у детей это часто проходит.
– Стало только хуже, – ответила леди Бессетт. – Он такой странный. Я консультировалась с самыми известными врачами и френологами с Харли-стрит. Они сказали… О Господи! Они сказали, что у Джеффри скорее всего душевная болезнь… что, возможно, он потерял связь с реальностью и… и его надо изолировать.
– Какой вздор! – возмутилась гувернантка. – Я бы изолировала кое-кого из преуспевающих докторов с Харли-стрит. А уж что бы я сделала с френологами, и говорить не хочу.
– Вы… вы им не верите?
– Крайне редко, – живо сказала женщина. – А в этом случае совершенно не верю. Двенадцатилетний ребенок еще недостаточно развит умственно и физически для такого страшного приговора. И если у него на голове странные шишки, то скорее всего это от игры в каштаны. Вероятно, ваш ребенок просто слишком чувствителен и артистичен.
Леди Бессетт покачала головой.
– Нет, – уверенно сказала она. – Хотя он прекрасно рисует. У него замечательные способности к математике и к наукам. Вот почему эти… эти приступы кажутся такими странными.
– Значит, он не капризный ребенок?
– Нисколько.
– В остальном он совершенно здоров? Он учится? Он сообразительный мальчик?
– Учитель Джеффа считает его талантливым.
– У него была какая-нибудь детская травма?
Какое-то мгновение леди Бессетт колебалась.
– Нет… нет, травмы не было.
Гувернантка снова подняла брови и собиралась, видимо, задать очередной вопрос. Но в этот момент в комнату вбежала прелестная светловолосая девушка в нарядном платье.
– Мама, оно готово! – воскликнула она, вытягивая шею, чтобы разглядеть платье со спины. – Подол ровно подшит? Кажется, спина выглядит слишком…
