Три месяца, две недели и один день - страница 28

– Ну, спасибо за заботу, – саркастически и злобно отвечаю я, хотя дело и вряд ли именно в этом чувстве, – но в следующий раз избавь меня от неё, – и от всего, что её напоминает, пожалуйста, тоже. – Впредь просто делай то, что я говорю.

– Знаешь что? Указывать будешь своей подстилке. Беспрекословного подчинения жди от неё, не от меня. И не изображай святую невинность. Это ты вечный зачинщик, заводящийся с полуоборота. Так будет всегда, я уже поняла, но ради разнообразия ты иногда мог бы и затыкаться, – мне бы по уму прекратить и отложить очередное выматывающее и оскорбительное выяснение отношений до того момента, когда мы так или иначе останемся наедине друг с другом, а не пускаться во все тяжкие в медицинском кабинете, куда вот-вот может войти врач, но после того, как он впервые в моём присутствии прикоснётся датчиком к животу, который уже не скрыть даже под максимально свободной одеждой, я боюсь, что забуду, из-за чего конкретно пребывал в бешеном гневе и страшном недовольстве, и больше уже к этой теме не вернусь. Интересно, предложат ли нам узнать пол? На пятом месяце беременности это более чем возможно, и я бы хотел знать. А если Оливия отказалась в одно из прошлых посещений, потому что ей ведь всё равно, я изменю её мнение за неё, только и всего. Секундное же дело.

– Сама молчи. И, кстати, чтобы я больше на каблуках тебя не видел, – если даже сильно захотеть, мне не найти ни одного разумного возражения против костюма из красной юбки длиной по колено и пиджака, дополненного белой блузкой без рукавов, но туфлям место в шкафу. Их у неё немало, и я плохо представляю, как заставить будущую мать, которая не имеет никакого желания ею становиться и не переживает о собственном ребёнке, и откажется от него сразу после появления на свет, не носить шпильки или платформы ради безопасности ненужного ей малыша, но нужно же что-то делать. Это подтвердит любой врач.

– Может, гораздо проще вообще со мной не встречаться, а все новости получать по электронной почте? Это здорово сэкономит тебе нервы и время. Разве тебе не хочется не видеть того, с кем по идее ты должен был больше никогда не иметь никаких отношений? – Оливия ёрзает на кушетке, будто устав от занимаемого положения и желая сдвинуться хоть как-то, чтобы его сменить, но вдруг садится и свешивает ноги. – Всё, с меня хватит. Я ухожу. Зачем надо было приглашать в кабинет, если ты задерживаешься? В приёмной хотя бы есть цветы, и играет приятная музыка. Здесь же сплошь стерильная обстановка. Ненавижу. Все вокруг ужасно некомпетентны. Вот как я оказалась в этой ситуации. С человеком, который меня ненавидит и предпочёл бы избавиться, но слишком хороший и порядочный, чтобы послать по уже известному адресу.

– Я вовсе не хороший, – поднимаясь со стула и возвышаясь над ней, качаю головой я, и моя рука неконтролируемо дотрагивается до острой правой коленки, вызывая, я бы сказал, изумлённый взгляд, – знала бы ты, сколько отвратительных мыслей крутится внутри меня, – наверное, это можно назвать утешением, до которого я клялся себе не снисходить, но женщина передо мной опасно близка к тому, что в её исполнении похоже на истерику, и к тому, чтобы уйти, но я реально не позволю ей это сделать, пока мы не осуществим то, зачем пришли, и вообще что ещё я могу сказать? Снова повысить голос и пригрозить? Ну тогда она точно встанет, обует свои каблуки и, на прощание наступив ими на мою ступню, чтобы я ни за что не смог броситься её возвращать, вылетит прочь, словно торнадо. – Но я всё стерплю, ясно? И неважно, что ты скажешь и как поступишь в следующую секунду. И всё ради этого, – и так я впервые прикасаюсь к уже значительно, учитывая худощавую конституцию тела, округлившемуся животу, даже через ткань ощущая, насколько он выпуклый и увеличившийся, а Оливия, наверное, предсказуемо вздрагивает: