Три месяца, две недели и один день - страница 41

– Ты, однако, наблюдательна. Но нам уже пора. Моя мама…

– …не любит долго ждать.

– Да, точно, – я невольно улыбаюсь, глядя прямо перед собой, нисколько не удивлённый тем, что наши мысли совпадают, и даже вроде как обрадованный, что это по-прежнему так и не претерпело никаких изменений, – но ты не спеши. Я помогу тебе выйти.

Вытащив ключи из замка зажигания, я выбираюсь наружу и, обогнув машину, внимательно наблюдаю за Оливией, ставящей правую ногу на подножку, а левой касающейся асфальта прежде, чем обе туфли оказываются на твёрдой поверхности. Я не должен был, но, желая в случае чего поддержать, где-то посреди всего этого моя правая рука прикоснулась к левому локтю едва уловимым жестом, но вот теперь Оливия почти в моих объятиях. Это больно, практически так же сильно, как не чувствовать её так близко, но я вынуждаю себя отступить, потому что думаю, что она сама в любой момент может потребовать у меня расстояния и дистанции. Пусть пока взаимно и смотрит в мои глаза. А я совсем не хочу этого слышать. И неизбежно расстраиваться тоже.

– Ну, идём? – спрашивает Оливия, вроде бы излучая странную неуверенность и выглядя подобно мне, желающему всё это если и не отменить, то, по крайней мере, надолго отсрочить. Её взгляд скользит по направлению к входным дверям, изучая элитное заведение, в котором нам случалось бывать и прежде и при этом прекрасно проводить в нём время, но сейчас она отчётливо понимает, что сегодня этого не повторится, и это нас объединяет что ли… Опять-таки сближает. Как я не борюсь с этим и собой ради её относительного уюта, всё равно то и дело натыкаюсь на желание быть рядом. Стоит нам только оказаться вдвоём, всё неизбежно повторяется.

– Да, пошли, – глубоко вздохнув, наконец отвечаю я, принимая неизбежное, и едва уловимым жестом касаюсь талии, пропуская Оливию вперёд, но открывая перед ней входную дверь. Я убираю руку лишь около стойки метрдотеля, спустя несколько мгновений провожающего нас к моим родителям.

Как я, пожалуй, не надеялся услышать хоть что-то, Оливия будто и не заметила короткого и непродолжительного, но, однако, имевшего место быть телесного контакта и проявления мною джентльменских качеств. Если бы не вздрагивание, пусть мимолётное и быстро исчезнувшее, но всё-таки, которым тело отреагировало на моё недоступное взору прикосновение, я бы и вовсе решил, что она ничего не почувствовала. Но, видимо, этих ощущений просто недостаточно, чтобы замереть из-за них хотя бы на пару секунд, застыть в непонимании и спросить меня, что я собственно делаю. А мне так хочется найти хоть какую-то уязвимость, слабость, любовь или хотя бы намёк на неё. Соответствующая необходимость просто нестерпима и неистребима.

Но сейчас не время проявлять её, и мы просто усаживаемся за стол, хотя лично я чувствую себя как на иголках или даже электрическом стуле, да и Оливия, насколько я могу судить, не выглядит столь собранной и уравновешенной, какой хочет казаться. На самом деле это всё больше напоминает деловую встречу, чем семейный ужин. Но это и не странно. Мы оба не хотим тут быть, а нас призвали к ответу, будто провинившихся школьников, и это просто нелепо. Не знаю, почему я всё-таки не сказал, что, как взрослый человек, вполне способен разобраться со своей жизнью самостоятельно, и что мне не нужны такие вот якобы поддерживающие консилиумы. Но, стиснув зубы, я едва дожидаюсь, пока родители наконец определяются со своим выбором, и озвучиваю свой заказ сразу после Оливии, в отличие от них вообще не думавшей и быстро попросившей итальянский рис с морепродуктами в помидоре и зеленью.