— Спасибо, — почти простонала я и начала обречённо вылезать из-под стола, не преминув ещё и головой стукнуться.
Короче, это было моё второе эффектное появление в жизни Исаева: в одной руке я держала букет из трёх вилок, а другой активно потирала ушибленный затылок.
Вообще-то, они все улыбались: хозяева дома всё списали на Илюхину непосредственность, а Андрей просто не понимал, что происходит. Его взгляд скользнул по мне… И дальше было даже забавно наблюдать за его реакцией, как лёгкая беззаботность сменяется недоумением с примесью узнавания… а потом и вовсе наступает стадия ошеломления. Лицо Исаева забавно вытянулось, а идеальные брови сошлись на переносице. Меня так и подмывало сделать реверанс, злорадно отметив, что я таки способна вызывать у мужчин сильные чувства.
К счастью, в этот момент все смотрели на меня и никто не заметил мини-драмы, разворачивавшейся у них под носом. Я же предпочла держать лицо кирпичом, словно это всё было в порядке вещей — сидеть под столом в компании вилок.
— Андрей, это Света, — защебетала Ксюша, включив режим хозяйки, — Света — Андрей, он же Француз.
— Теперь понятно, откуда комплекс Наполеона, — ляпнула я на автомате.
— Сказал человек с тремя вилками. Одной мало, да? — не остался он в долгу.
— Вы знакомы? — с лёгкой напряженностью в голосе поинтересовался Паша.
— Нет! — выдали мы хором и показательно отвернулись в противоположные стороны.
В общем, ещё ни разу Штирлиц не был так близок к провалу.
Спас нас Степанидзе, выскочивший во двор, размахивая учебником литературы.
— Он белых медведей убивал! — с неподдельным возмущением заявил ребёнок. — Киш подкидывал им шарики с китовым усом, они их съедали и раздирали себя! И это, — ткнул он с чувством в учебник, — заставляют читать в пятом классе! Предлагаю написать жалобу!
— Куда? — подбоченилась Ксюшка.
Стёпа задумался, но в конце концов выдал:
— В Гринпис! Пусть разберутся…
— Боюсь, они уже опоздали, — покачала я головой. — Лет этак на сто.
***
Дальше вечер проходил относительно спокойно, без эксцессов. Мужчины разговаривали о чём-то своём, а мы с коллегой продолжали перетирать школьные дела. При этом Исаев упорно делал вид, что меня здесь нет. Я отвечала ему тем же.
Савицкие, кажется, о чём-то догадывались, периодически обмениваясь понимающими взглядами, но тактично воздерживались от вопросов.
Лишь однажды Андрей не удержался от колкости, когда Паша решил предложить мне принести пива.
— Свет, может быть, с нами? — кивнул он в сторону пенного.
Я в этот момент жевала кусок свинины, коим чуть не подавилась, испугавшись лишнего внимания.
— Йя-не-фью, — отрапортовала, не успев дожевать до конца.
Тут в игру вступил Исаев, иронично выгнув бровь и фыркнув:
— С каких это пор?
— С прошлых выходных, — как можно более невинно заметила я. С мясом, слава богу, было уже покончено.
— Похвально, — приторно улыбнулся он. — А то, как говорится, пьющая мать — позор семейства.
— Не более, чем отец-кобель, — не осталась в долгу.
В некотором роде это было даже весело — ленивая пикировка колкостями.
— Ну всё, — хохотнул Пашка, звякнув своим пивом о бутылку приятеля, — кажись, тебя раскусили!
— Ты смотри, чтоб тебя не раскусили, — неожиданно резко ощетинился его собутыльник и многозначительно покосился в сторону Ксюшки, та выставила ладони перед собой:
— Ничего не хочу знать! Серьёзно!
— Да там и знать-то нечего, — мурлыкнул Савицкий, — я до тебя, считай, и не жил.
