Так мы и просидели в районном отделении полиции почти два часа, ожидая неизвестно чего, а товарищ майор травил байки в соседнем кабинете.
Из плюсов этого вечера мы определили лишь один: согласно авторитетному мнению Исаева, никакого перелома у него не было. Он даже геройски отказался от поездки в травмпункт, решив, что не нуждается в помощи. На самом деле он до последнего надеялся, что чем меньше кипиша тут будут разводить, тем быстрее нас отпустят. Но нет.
Остатки вечера мы провели в коридоре отдела на скамейке, рассматривая дежурного за стеклом. Зрелище не представляло никакого интереса, поэтому оба достаточно быстро приуныли, снедаемые скукой. Волнение за собственное будущее ушло куда-то на задний план. Мне даже подумалось, что будет забавно, если в школу, напоследок перед моим уходом, придёт письмо о том, как Светлана Анатольевна в свободное от работы время нарушает правопорядок.
— Ты на меня плохо влияешь, — в конце концов заключил Исаев, нарушая тишину дежурки.
— Я?!
— Ну да. Мы с тобой знакомы всего несколько недель, а за это время ты успела, — принялся он перечислять мои отжиги, методично загибая пальцы: — напиться, свалиться с барной стойки, едва не свернуть мне шею, материться в компании несовершеннолетних, а теперь вот… загреметь в полицию.
Поджала губы.
— Всё сказал? Так-то это ты в драку полез.
— А благодаря кому я там оказался?
— Можно подумать, я тебя туда силой притащила!
— Нет, но ты была ОЧЕНЬ настойчива.
Покраснела от негодования.
— Ещё скажи, что и Кеннеди я убила.
— А вот не знаю, — придуривался эта зараза. — Убийство, конечно, крайний шаг, но спиной я бы к тебе в ночи не стал поворачиваться.
От души треснула его по плечу.
— Ай, — наигранно пригнулся он. — Я же говорю, маньячка…
— Ага, серийная.
— Точно, ты же в школе работаешь! А люди с нормальной психикой туда не сунутся.
— А как же Ксюшка?
— Ксюшка — то самое исключение, которое лишь подтверждает правило.
— Ну всё! — надулась я. — Ты всегда такой клоун? Или это только мне везёт?
— Только тебе, — продолжил он издеваться. — Я рядом с тобой нервничать начинаю. А когда я нервничаю… — развёл руками, — сама знаешь что. И заметь, это я ещё вопрос проституции не поднимал, но если вспомнить твой послужной список…
Я уже приготовилась пнуть его в голень, но поймала заинтересованный взгляд дежурного. Пришлось оправдываться:
— Он всё врёт. Не было никакой проституции и маньячества…
— Тем не менее Кеннеди не выжил, — в голос заржал Исаев.
***
Уже ближе к ночи перед нами материализовался счастливый Савицкий.
— Ну что, дебоширы мои, как дела?
К этому моменту я уже была почти полностью вымотана тупым ожиданием. Час назад у меня разрядился телефон, поэтому никаких других развлечений, кроме перепалок с Исаевым, у меня не было. Только почти весь этот час он молчал, откинув голову на стену, и, кажется, дремал. Я же время от времени разглядывала его профиль и каждый раз думала, какой же он красивый. Но не той слащавой красотой, которой нас пичкали социальные сети и модные журналы. Крупный нос, глубоко посаженные глаза, большой рот, тяжёлый подбородок и ямочки на щеках… Всё это вместе производило какое-то совершенно неизгладимое впечатление. А ещё очарование и харизма… которыми он, безусловно, умел пользоваться. Правда, большую часть времени он предпочитал выглядеть скучающим и слегка… заколебавшимся.
Появление Савицкого его значительно взбодрило.
