– Скажи еще что-нибудь обидное, – отмахнулся Петровский, – нашел время шутить.
– Я тебя знаю, – улыбнулся Юлай, – ты у нас светлая голова. Все равно что-нибудь придумаешь. Чем могу помочь?
– Приготовь деньги. Наличными. Тысяч триста или четыреста. Если нужно, купим всю больницу, но чтобы никто не узнал о смерти Нечипоренко. В общем, придумаю что-нибудь. Когда можешь привезти деньги?
– Через час. – Заместитель снова поднялся.
– Давай быстрее, я тебя жду.
Юлай Абуталипович вышел из кабинета. Петровский устало откинулся на спинку кресла, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Затем нажал кнопку переговорного устройства.
– Как дела, Инна?
– Я заказала самолет, – сообщила секретарь, – отменила вашу встречу с итальянским послом и вице-премьером. Сказала, что у вас умерла любимая тетя и вы срочно вылетаете.
– Сообщила, куда? – оживился Петровский.
– Да. В Санкт-Петербург. Объяснила, что это ваша любимая тетя.
– Молодец, – усмехнулся Петровский. Упоминание Санкт-Петербурга магически действует на чиновников любого ранга, после того как президентом стал выходец из этого города. Теперь любой родственник в Северной столице может оказаться очень полезным.
– Вас ждет Илона, – напомнила секретарь.
– Пусть войдет, – распорядился Петровский. – Может, она лучше предыдущей дуры? Только называй ее Надей, а не Илоной.
«Предыдущая дура» сбежала с каким-то музыкантом, а через месяц приехала и умоляла взять ее обратно. Петровский ее прогнал и приказал никогда не пускать в офис. Если человек не видит собственной выгоды, он ничего не в состоянии понять в этом мире, был убежден он.
Молодая женщина вошла в кабинет и замерла у двери.
– Ближе, – приказал Святослав Олегович.
Она сделала несколько шагов к его столу.
– Еще ближе, – тоном, не терпящим возражения, повторил он.
Девушка подошла к нему.
– У тебя свои волосы или парик? – спросил он, глядя на ее светлые кудряшки.
– Парик, – призналась она.
– Сними.
Она стащила парик. Настоящие волосы оказались каштанового цвета. Короткая стрижка ей шла гораздо больше. Лицо стало более вытянутым и одухотворенным. Хотя, возможно, это лишь видимость.
– Виктория говорила, что ты не прошла по конкурсу, – вспомнил Петровский.
– Я поступала...
– Неважно, – перебил он ее, – все приезжающие мечтают стать актрисами. Это сразу видно по тебе.
Она стояла, переминаясь с ноги на ногу.
– Раздевайся, – махнул Петровский рукой, – хочу посмотреть, на что ты годишься. Поглядим, какая ты актриса.
Девушка заколебалась. Ему понравилось ее смущение. Значит, еще не совсем испорченная девка. Это очень хорошо.
– Раздеться? – не поверила она услышанному. – Как это – раздеться?
– Снять с себя все, – пояснил Петровский. – Как же ты собиралась быть актрисой, если не можешь раздеться в присутствии постороннего человека? Считай, что я режиссер.
– А вы действительно режиссер?
– Либо ты сейчас начнешь раздеваться, либо уйдешь отсюда навсегда, – повысил голос Святослав Олегович. – У меня нет времени на разговоры. Считаю до трех. Раз...
Девушка оглянулась по сторонам и молча начала расстегивать юбку. Затем сняла кофту.
Ему не понравились ее колготки, но он оценил, что они были без видимых повреждений. Она вопросительно посмотрела на него.
– Никто не собирается тебя насиловать, – нахмурился он, – раз тебе сказали, значит, нужно раздеваться.
Ее нижнее белье не понравилось ему еще больше. Он чуть поморщился. Разве можно экономить на таких вещах? Через полторы минуты молодая женщина стояла перед ним абсолютно обнаженной, пытаясь прикрыть груди. Он не ошибся. У нее была очень хорошая фигура. Если ее отмыть и научить манерам, можно будет использовать для любой работы.
