– А, я знаю, кто он! – воскликнул армянин, злобно сверкнув глазами. – Это тот молодой смазливый блондинчик, который вдруг, как-то неведомо откуда, неожиданно появился на вашем горизонте и с которым, если я не ошибаюсь, вы вчера вечером изволили вдвоем кататься.
Ольга Николаевна сперва как будто растерялась, но со свойственной ей находчивостью вышла из несколько затруднительного положения, смело ответив на замечание Мустафетова:
– Так что ж тут особенного? Я и с вами, кажется, вдвоем катаюсь.
– А вы знаете, что у этого господина Лагорина копейки нет за душой? Он – нищий и для какой-нибудь одной прогулки с вами в наемном экипаже вынужден вымаливать с унижениями и чуть не на коленах двадцать пять рублей.
Ольга Николаевна помолчала, пристально поглядела на собеседника и, подумав с полминуты, сказала:
– Тороватого от богатого вообще трудно отличить в наше время всяких фальсификаций.
– Это что же? Намек? – Назар Назарович встал, выпрямился и торжественным тоном заявил: – Слава Богу, мое материальное положение достаточно обеспечено. Я мог бы, при вашем согласии, доставить вам жизнь, полную радостей, привольную, свободную и веселую, то есть именно такую, какой вы ищете и хотите.
– Почему ж вы не укажете мне определеннее, чем именно обеспечивается ваше материальное благосостояние? – спросила она вдруг с отчаянной решимостью.
– Наличными суммами! – ответил он с достоинством, даже глазом не моргнув от своего нахальства. – Я сейчас же мог бы удовлетворить ваше любопытство и показать вам итог всех своих капиталов; но я обожду еще одну неделю.
– Почему же еще одну неделю?
– Авось какой-нибудь случай или ваша собственная проницательная наблюдательность помогут вам узнать, кто и что такое господин Лагорин, любящий рассказывать о других пикантные истории. Я не имею его привычки клеветать заглазно, но у меня есть значительные основания предполагать, что свою фальшивую игру он не замедлит обнаружить пред вами.
– Что ж, подождем… Неделя не Бог знает сколько времени.
– А теперь, – предложил Мустафетов, стараясь перейти на более веселый тон, – продолжим пока наши добрые, дружеские отношения, будто между нами ничего не произошло. Для начала пожалуйте мне вашу красивую, холеную ручку.
Казалось, Молотова и сама была рада, что он сумел придать резкому разговору более удобный оборот. Она предоставила в его распоряжение свою правую руку и не сопротивлялась даже тогда, когда он, усевшись с нею рядом, перевел свои поцелуи с руки на ее шею. Отогнув только голову в сторону, она слегка ежилась, смеялась и говорила:
– Мне щекотно… Ваши усы…
Оба тогда засмеялись, а общий смех окончательно примирил их.
– Дайте мне чаю, – попросила она, – или еще лучше вот что: прикажите подать мне чего-нибудь пить. Пошлите за фруктовой водой.
– У меня и дома найдется: я ведь ваш вкус знаю, – произнес Мустафетов и вышел распорядиться, а потом, приняв заказанное от слуги, сам налил ей стакан.
Ольга Николаевна утолила жажду и сказала:
– А знаете, что теперь было бы хорошо? Я была бы очень рада, если бы вы увезли меня куда-нибудь. Не сидеть же нам вдвоем весь вечер.
– Куда угодно, хоть сейчас!
– Так распорядитесь насчет лошадей.
– Через четверть часа коляска будет у подъезда. Сейчас велю запрягать.
Пока запрягали лошадей, разговор шел веселый, несколько шаловливый, отчего поминутно раскатывался звонкий смех молодой девушки.
