Три повести (сборник) - страница 13

Дальше, слева – универмаг, напротив – книжный магазин. Если повернуть направо, дорога шла к корпусам земской больницы, которые сохранились с царских времен. Сразу за книжным магазином на главной дороге справа стояло деревянное двухэтажное здание банка-сберкассы – первое жилище нашей семьи. Дальше улицу пересекала наша милая речушка Секерка, приток Лежи.

Справа на берегу находился Дом крестьянина – гостиница – и была парикмахерская, в которую я ходила. До школы меня стригли наголо, оставляя только челку.

Как мне нравилось в парикмахерской! Старичок-парикмахер усаживал клиента в кресло перед зеркалом, накрывал белой простыней. На полочке перед зеркалом стоят одеколоны «Шипр», «Тройной», «Кармен». После стрижки старичок спрашивает: «Освежить?» В случае согласия он берет пульверизатор с резиновой грушей, оплетенной в шелковую сетку с кисточкой, вставляет трубочку во флакон выбранного одеколона и пылью мельчайших капелек «освежает» клиента.

Мне тоже хочется, чтобы меня освежили, но мама не разрешает. А мне очень хочется, чтобы меня побрызгали одеколоном «Кармен». Флакон треугольной высокой пирамидкой, а на наклейке изображена жуткой красоты цыганка с розой в кружевной фате.

Через Секерку перекинут деревянный мост. Он высокий, так как Секерка разливается весной, да и берега в этом месте довольно крутые, и мост делает дорогу более пологой. Для безопасности пешеходов справа сделан еще и пешеходный мост. На другом берегу слева, прямо у моста стоит дом стариков Цветковых. Дальше на возвышенности стоит Дом культуры, справа от него – танцевальная площадка. Перед Домом культуры разбит небольшой парк, посажены аллеи берез, среди которых стоят побеленные памятники Сталину в длинной шинели и Ленину с кепкой в руке.

Так вот, через много-много лет, году в 1996-м, я повезла маму в родные места, мы подошли к дому культуры: фигур Сталина и Ленина уже не было, Дом культуры был заколочен, все заросло травой, березы стали огромными, с многочисленными вороньими гнездами на ветках. Но березовая аллея все-таки просматривалась. Моя мама медленно прошла по аллее и говорит: «А ведь эту аллею я сажала». И рассказала, как всех сидоровских служащих из контор мобилизовали для посадки этого парка. Но самое интересное было то, что перед началом работы надо было ходить поливать свое дерево, так как ежедневно председатель исполкома заезжал и проверял – политы деревья или нет. Кто не поливал, тому был выговор. А потом мама рассказала, что Дом культуры был построен на фундаменте разрушенной в 1936 году огромной церкви Рождества Богородицы. Особенно хороша была 86-метровая колокольня. Звон слышался в хорошую погоду до города Грязовца, который расположен в 48 километрах от села. А танцевальная площадка построена прямо на могилах. Но в 50-е годы об этом даже шепотом не говорили. А раз не говорили, то уже следующие поколения и не знали ничего, танцевали. Так умирала память.

Напротив Дома культуры, через дорогу на пригорке, находилась роскошная столовая с высоким крыльцом на три стороны. Сначала буфет. На витрине разные бутылки, папиросы «Казбек». Я знаю, что они дорогие. Папа курит «Беломорканал» фабрики им. Урицкого, говорили, что они лучше, чем такие же фабрики имени Клары Цеткин. «Беломор» в бумажной пачке, а «Казбек» в картонной коробочке, на которой нарисован на фоне горных вершин скачущий на черном коне всадник в мохнатой папахе. А еще на витрине выложены пирамидки из шоколада «Золотой якорь», который почти никто не покупал, так как считалось дорого, и стояли стеклянные вазы на ножках с разными конфетами «Пилот», «Ласточка», «Весна». Накопив 6–7 копеек, можно было купить одну конфету. За прилавком стояла красивая румяная буфетчица. У нее на голове белая кружевная наколка, как корона, и такой же красивый маленький фартучек с кармашками. Она ловко нарезает широким ножом на большой деревянной доске совершенно одинаковые ломтики хлеба, берет деньги за обед и выдает талончик в столовую. Иногда, когда нам не доставалось хлеба в магазине, мама посылала меня в столовую, и тетя буфетчица тайком продавала мне полбуханки хлеба. Она была нам какая-то дальняя родственница. Над входом в зал, в котором все обедают, висит чудесная картина: страшный лев открыл пасть, а какой-то круглолицый усатый дядя, сунув туда свою голову, весело улыбается зрителям. Я всегда удивлялась, как это ему совсем не страшно.