От отца было всего два письма с фронта. Потом пришло извещение, что он пропал без вести.
В мае 1942 года, в неполные 17 лет, Катю назначили исполняющей обязанности главного бухгалтер бюджета Лежского района. «Исполняющей обязанности», потому что она была еще несовершеннолетней. Грамотных было мало, а все мужчины на фронте. У мамы есть грамота, выданная ей 8 мая 1945 года в Вологде за отличное исполнение бюджета. Это значит, что все налоги были собраны и деньги правильно потрачены.
Я спрашивала маму: «А как же личная жизнь, ведь во время войны тебе было 17, 18, 19, 20 лет?» Мама рассказывала, что, конечно, наряжаться хотелось. От отца остались хорошие вещи: из отцовского пальто ей сшили пальто с каракулевым воротником, а из шелковой подкладки – платье. С обувью было труднее: летом носили начищенные мелом тряпочные тапочки на резиновой подошве с застежкой на пуговку. А зимой, конечно, валенки.
И ухажеры были. «Помню, – рассказывала мама, – был один, уж очень ухаживал, приедет, бывало, к нашей конторе в обед на розвальнях, я выйду на крыльцо в одном платье, а он тулуп на меня накинет и в сани. Так и катаемся весь обед». Замуж звал, мама колебалась до одного случая: однажды она увидела, как он со злобой пнул свою лошадь. И все, как отрезало.
А с фронта все шли и шли похоронки на ее школьных товарищей 1924–1925 годов рождения. Не вернулся НИКТО.
ПОБЕДА
И вот – день Победы! Катя прибежала домой и закричала: «Мама, Победа!» А мать скорбно ответила: «А отец-то не придет» и заплакала.
В деревню стали постепенно возвращаться с фронта. Клуба еще не было, и устраивали «беседки» по домам. Надо сказать, что и электричества еще не было. Представляю, как это было таинственно плясать и танцевать при свете керосиновой лампы под гармонь, а потом выбегать на крылечко и целоваться на морозе. Мой папа тоже заходил на беседки, здесь он с мамой поближе и познакомился, хотя приметил ее раньше, ведь они работали в одной организации.
Папе было 29, а маме 20 лет. Мама вспоминала, как папа красиво ухаживал: «Не то, что наши, деревенские, уж умел Миша ухаживать – всегда руку подаст, через ручей перенесет. А уж аккуратный до чего был. Ведь одежды-то всего одна гимнастерка, а всегда чистая, поглаженная и белоснежный воротничок подшит». Их роману и выяснению отношений времени было достаточно, ведь ходили на работу 7 километров каждый день в Сидорово и обратно. «У нас было условлено – вспоминала мама, – если я иду и на погребе букетик цветов лежит, то, значит, Миша прошел и ждет меня за поворотом, а если букетика нет – я его жду».
СВАТОВСТВО
Так они лето проходили, а осенью 1946 года папа пришел свататься. Тогда еще сохранился такой обычай. Бабушка позвала на такое мероприятие своего свекра Михаила Григорьевича Молина, ему было тогда 65 лет, а моей будущей бабушке всего-то 43 года. И вот пришли свататься: папа, а за сваху вдова его двоюродного брата, погибшего на войне, тетя Нюра Кабанова, Маслиха, как ее звали в деревне по девичьей фамилии Маслова. Дед резонно сказал, что у жениха нет ни кола, ни двора, а Кате надо еще матери помочь сестер поднять, ведь Лиде было 4 года, а Зине 12 лет.
Мама заревела, крикнула, что замуж не пойдет и выбежала из комнаты. Жених растерялся, но тетя Нюра проявила твердость и сказала, что они Катю в девках хотят уморить, а сами так в свое время семьями обзавелись. Дед нехотя дал согласие, папа побежал за мамой. В общем, 10 декабря 1946 года они расписались.
