– Да, пожалуй, атаманшей – правильнее! – грустно кивнул Кокотов.
– А ты?
– Я? Я лучше буду Одиноким Бизоном… – вымолвил он и едва успел закрыть ладонью выпрыгнувшую на щеку горячую слезинку.
Вообще-то сначала Андрей хотел нарядиться индейским вождём Чингачгуком, но, критически оглядев себя в зеркале, понял, что никак не тянет на мускулистого Гойко Митича, исполнявшего в кино роли продвинутых краснокожих. И тогда Андрей вдруг вспомнил книжку «Ошибка Одинокого Бизона», читанную в детстве. На обложке был изображён закутанный в попону печальный индеец, стоящий возле догорающего костра. Образ как нельзя более соответствовал его нынешнему душевному состоянию. Имелись и другие аргументы «за». Во-первых, можно стать полноценным вождём, не предъявляя посторонним свою неиндейскую мускулатуру, а во-вторых, для этого превращения требовалось немного: байковое одеяло, несколько вороньих перьев, обильно валявшихся под липами, ну и, конечно, красная акварель или гуашь, чтобы окончательно обернуться дикарём. А за ней надо идти к Тае. И это было счастьем!
– Эх ты, Одинокий Телёнок! – Людмила Ивановна потрепала Кокотова по голове с мягким превосходством женщины, обладающей в отличие от напарника верным и любящим спутником жизни: – Выкинь её из головы! Она нехорошая.
– Почему?
– Потому!
И воспитательница рассказала, как вчера вечером к Тае на красной «трёшке» приезжал патлатый парень с огромным букетом сирени, а укатил, как подтвердили за завтраком незаинтересованные наблюдатели, только сегодня утром.
– Ты куда, Андрей? – только и успела крикнуть она.
В изостудии Таи не оказалось. Он поднялся в мансарду, постучал.
– Кто там ещё? – весело отозвалась художница.
– Я… – Он вошёл.
На закрытом этюднике стояла трёхлитровая банка с огромным лиловым букетом. В комнате тяжело пахло сиренью и ещё каким-то странным, не совсем табачным дымом. (О том, что так пахнет «травка», он узнал много позже.) Взъерошенная постель хранила очевидные следы любовного двоеборья. На девушке была всё та же длинная майка с надписью Make love not war! Тая безмятежно улыбалась, глаза её горели, как два туманных огня.
– Ой, Андрюша! Привет! – Она бросилась к нему и поцеловала в щёку. – Тебе чего?
Движения у неё были странные, какие-то угловатые, неуверенные.
– Мне… я… Мне краска нужна… Красная или коричневая…
– Зачем?
– Для карнавала.
– А ты кем хочешь нарядиться?
– Я? Одиноким Бизоном.
– Кем? – Она захохотала и, согнувшись от смеха пополам, повалилась на кровать, задёргав голыми ногами.
Трусиков под майкой не оказалось, и открылась тайная рыжина, отчего у Кокотова в голове запрыгали малюсенькие и беспомощные шаровые молнии.
– Бизоном?! Ой, не могу… Одиноким!! Помогите!
– А ты кем? – оторопел он, не сводя глаз с её лисьей наготы.
– Кем? – Она, спохватившись, одёрнула майку. – Ну хотя бы хиппи оделся.
– Почему хиппи?
– Потому что это – люди!
– А ты кем нарядишься?
– Не знаю… Может, крольчихой… Отвернись!
Он послушно отвернулся, по шорохам воображая, что же происходит у него за спиной.
– Повернись! Вот, бери! – Она, уже в джинсах и батнике, протягивала ему свою майку Make love not war! – А ещё мы сделаем вот что… – Тая метнулась по комнате, схватила ножницы, вырезала полоску ватмана и написала на ней кисточкой Hippy – потом слепила концы клеем так, что получилось что-то наподобие теннисной повязки. – Вот! Так хорошо! Тебе идёт! – сказала она, надвинув бумажную ленту ему на голову. – А теперь иди, иди, маленький! Не мешай! Мне хорошо…
