Мишка, конечно, не удержался и все растрепал. Илга днем заскочила к нему и пробыла около Оли некоторое время. А потом он ей объяснил, кто такая Оля и почему его друзья решили ей помочь. Поэтому, когда вечером мужики заехали за Илгой в больницу, уже одетые для театра, Илга смотрела на них другими глазами. И Леня, и Стас почувствовали себя неловко.
Балет был великолепен, Стас – безумно обаятелен. В перерыве все, кроме Лени, пили в буфете шампанское. Леня взял рюмку «Хеннесси». Потом гуляли, разглядывая портреты и фотографии актеров. И тут Илга заявила:
– Я бы хотела посмотреть, как живет эта девушка Оля. Это можно?
– Думаю, можно, – ответил Леня, – я попробую договориться.
Утром следующего дня Леня позвонил Аде Семеновне и попросил устроить посещение Олиной квартиры. Учительница знала о приезде знаменитого профессора, видела Илгу в больнице и, удивленная, потом рассказала Вале об иностранном докторе.
– Такая молодая, а уже знаменитая. Ты бы видела, как с ней носятся. А к Олечке пришла с толпой врачей. Та вначале испугалась, но профессор ее успокоила, даже по голове погладила. Долго смотрели.
– Дай-то Бог, – ответила та, – вот счастье будет, если девку на ноги поставят.
Ада Семеновна не видела проблемы в посещении квартиры.
– Ключ у Валюши, – сказала она, – так что в любой момент, когда Валя дома, можно зайти посмотреть квартиру. Утром всего удобнее.
И на третий день пребывания Илги с самого утра поехали на квартиру Оли. Илга и Стас приехали на машине, Леня подошел из дома, учительница и соседка уже их ждали. Все вошли в грязный, вонючий подъезд. Илга ахнула. Экскурсию по квартире провела Валюша.
– Вот, осторожнее, здесь подпорка. Потолок может обвалиться. Проходите прямо в комнату. Бедно здесь, но чистенько.
Квартира была крохотная и темная. Мебели почти не было.
– Распродала что смогла. Да что там было! Отчим привез ей разного барахла, шкаф старый и прочее. Так она и это продала. Мать-то у нее померла, царствие ей небесное, – объяснила Валя.
Вместо мебели использовались деревянные ящики и картонные коробки. Ящики были оклеены кусочками разноцветной бумаги.
– Это Оля клеила. Подбирала бумажки и клеила. Чтобы не так уродливо было.
В одной комнате висела лампа без абажура, в другой – пустой патрон.
– Свет приходится экономить. Могут выключить. Платить-то нечем. За квартиру уже год не плачено, – продолжала экскурсию гид, – хотели помочь ей обменять на меньшую квартиру, с приплатой. Давали объявление. Да что толку! Кто пойдет в наш деревянный барак!
В квартире стоял запах старой одежды, гнили. Но действительно, все было аккуратно прибрано. Это была аккуратность крайней нищеты. Прошли в кухню. Кран подтекал; чтобы вода не брызгала, Оля приспособила к крану тряпочку, по которой в раковину бойко стекала вода. Раковина когда-то была эмалированная. То же можно было сказать и про ванную, сбоку которой висела газовая колонка, подвязанная веревкой, держащей переднюю панель. В туалете пластмассовый бачок соединялся с унитазом полностью проржавевшей трубой.
– Отчим обещал ей устроить, да больше не приходил. А… – махнула рукой Валя.
Илга закончила осмотр, потрясенная. Она вышла, попрощалась с женщинами и остановилась на миг возле машины. Там взяла за руки Леню и Стаса и что-то произнесла на незнакомом, видимо, датском, языке. Леня попросил перевести.
