Протасов стоял перед плитой в футболке и шортах таких кричащих цветов, словно только что сошел с плаката «Бермудские острова – рай на Земле», и жарил яичницу. Каким-то образом Протасову удалось разместить в сковороде не менее половины лотка яиц. Теперь он испытывал определенные сложности, связанные с их прожаркой, но сдаваться, судя по своему бодрому виду, вовсе не собирался.
– Здорово, братан, – Протасов весело подмигнул. – А я думал, ты, в натуре, скопытался. – Справа от Протасова бурлила внушительная фритюрница, под стать самому Валерию. Удушливый смрад кипящего подсолнечного масла стоял в кухне повсюду.
– Доброе утро, – дружелюбно улыбнулся Андрей. Несмотря на устрашающий вид, здоровяк пришелся ему по душе.
– Каву пьешь? – Протасов мотнул головой в сторону кофеварки, стеклянная колба которой наполнялась тоненькой струйкой кипятка со звуками, весьма близкими стонам. – Вон вода, а банка «Нескафе» – в шкафу.
– Я только умоюсь.
Если комната, послужившая Андрею спальней, здорово отдавала далекой эпохой 60-х годов (если не более отдаленной), то санузел как будто материализовался из иллюстрированного каталога выставки последних сантехнических достижений. Собственно, так и было на самом деле. Отказавшись от первоначального намерения умыться и почистить зубы, Андрей зашел в душевую кабину. Полки над умывальником ломились одеколонами, лосьонами и гелями, стоявшими плотно, как гоплиты в древнегреческой фаланге. Краны выглядели роскошно.
– Я б здесь жил, – присвистнул Андрей. Облицовочная плитка казалась ему мраморной, ванная по форме напоминала чашу. В общем, санузел атасовской квартиры дал бы фору и бассейну Бонасюка.
Едва в мозгу всплыл достойный банщик и его частная сауна, последние прорехи в памяти Андрея заполнились, и события вчерашнего дня выстроились в один ряд.
– Лысый, – застонал Андрей. – «Лысый бежал к выходу, и Андрей, не целясь, нажал курок. Затвор клацнул, Лысый дернулся, прошел несколько шагов, как лунатик, а затем повалился в чашу фонтана…» – руки Андрея задрожали, желудок судорожно сжался. В глазах потемнело, и он переломился над умывальником, забрызгав голубой фаянс желто-зелеными каплями желчи.
Когда Андрей через двадцать минут вновь появился на кухне, было без четверти час. Побрившись, приняв душ и вывернув на голову половину флакона лучшего из атасовских одеколонов, он немного взбодрился. Протасов тоже не терял даром времени. Яичница стыла в тарелках, содержимое фритюрницы было выгружено, а она по второму разу заполнена свежим картофелем.
– Садись, давай, – здоровяк пододвинул Андрею порцию, которой тому вполне бы хватило дня на три-четыре, – кофе сам мешай. А то я, в натуре, не в курсе – крепко, некрепко. Атасов, к примеру, ложками жрет, а Эдик – ах, Боже, мне побольше молока, го-го-голубчик…
– А ты, Валера?
– А я, в натуре, одно молоко потребляю. А то инфаркт, знаешь, бац, и все дела.
Не успел Андрей запустить ложку в жестяную банку «Нескафе», как щелкнул входной замок, и на пороге возникли Армеец с Атасовым. Лицо Атасова просветлело, в сравнении со вчерашним. Он решительно пересек кухню, поздоровался за руку с Протасовым и тепло потрепал Бандуру по плечу.
– Здоров, мужик. Как, типа, спалось на новом месте?
– Спасибо, – Андрей немного смутился.
– Са-саня тебе выделил кабинет родного деда, та-так что цени. – Армеец, в свою очередь, поприветствовав Протасова и Бандуру, присел к столу.
