Три сердца вдребезги - страница 4

Расправить крылья, полететь

Чтобы дышать и ощутить границы

Дойти до самого конца себя

Вновь отпустить из клетки птицу

Принять все обстоятельства, любя

Они шли огромными смелыми шагами, ныряя во все, что появлялось на их пути. Силы хватало на то, чтобы адаптировать это затем в жизнь, и вот они приблизились к грани.

Ольга уехала. Николь находилась в комнате, где это происходило, и в ней рождались жуткие и неприятные ощущения. Она смотрела на кровать, все вокруг казалось ей грязным, уродливым, искаженным. В один миг, все эти грани она начала глубоко проживать внутри своего тела. Одна за другой, они окрашивали ее изнутри самыми мерзкими оттенками, что были известны человечеству: изуверства, смерти, «расчлененка», грязь, дерьмо, войны, кровь, насильники, педофилы… Все то, что принято считать в мире самым отвратительным, недопустимым, осуждаемым, низким, черствым, стало играть в ней разными оттенками, заставляя тело кричать от ужаса.

Она рыдала так громко, как не рыдала никогда, она смотрела на свое тело и была всем этим, она пыталась вытащить из себя эту мерзость, выкашлять, выплюнуть, высморкать, разорвать себе грудь и вырвать с корнями это невыносимое ощущение грязи. Она сражалась, боролась, но эти ощущения все сильнее пронизывали ее тело, сознание, показывая, что не собираются уходить.

Николь была сильной, и ее желание очистить себя от этого тоже было сильным. Она кричала, что мир уродлив, что в нем много боли, страданий, что люди невежественны, раз идут познавать это. Она стонала от невыносимости ощущать это внутри себя, она стала всецело этим, а оно стало ей.

Олег взял Николь за плечи и помог дойти до душа, посадил ее на пол и включил холодную воду. Все это время он был рядом, тихо и безмолвно слушал и наблюдал за тем, что происходит. Он был готов поддерживать жену и служить ей в тот момент, когда она проходит глубокие внутренние трансформации.

Силы были на исходе, сражаться было бессмысленно. Николь постепенно начала сдаваться этому присутствию внутри себя, и молча принимать все, что приходило в ее тело и сознание, как неизбежность. Она ощутила себя заключенной, которую хотят сжечь или повесить, оставалось лишь легкое дыхание в теле, в котором уже переставала существовать жизнь. Все тело казалось ей окровавленным и высеченным плетьми, оно горело от боли. Девушка повисла на руках Олега, как будто готовясь к виселице, затем сделала глубокий вдох, будто перед смертью, и тихо прошептала: «И это тоже я, я никогда не смогу это из себя вытащить». Голова повисла на плечах мужа, он вынес ее в комнату и посадил на кровать.

Николь долго сидела молча, сжавшись в комок, словно ребенок, который боится чего-то страшного, глядя в одну точку, куда-то за шкаф, где висела большая паутина. Олег включил музыку.

Постепенно девушка стала оживать. Ее тело как будто умерло и начало заново рождаться, но уже в новом качестве, целостное, без осуждения, в принятии всего, неделимое. Тепло пошло по спине, и она начала выпрямляться. Что-то огромное проникало в ее грудь и сердце и разрасталось там невероятным темпом, выходя за границы тела. Словно горячее солнышко росло в сердечной чакре, растапливая боль, как застывшее масло на сковороде. Она начала дышать, на глазах появились слезы, нежно стекающие по щекам. Это были слезы счастья, и Николь снова увидела красоту вокруг, вспомнила про радостные моменты в жизни, про своих детей, их глаза. Про любимого, который был рядом, про жизнь, которая происходит каждый день, про рассветы, про растения, про голубое небо, которое рисует нам каждый день неповторимые узоры. Музыка играла и все шире раскрывала сердце, она была чистая, светлая, о добре, о радости. Все это проникало очень глубоко и загружалось прямо в архив сердца Николь.