– Да, вполне подходящая.
– Предлагаю установить барьеры на десяти шагах, – сказал Максим Захарович. – Не возражаете?
– Нет.
– Позвольте взять вашу саблю.
Томилин вынул из ножен клинок и передал его Шкловскому. Затем спросил:
– Могу я переговорить с господином Ковалёвым?
– Это противоречит правилам, – возразил секундант противника.
– Мне необходимо задать ему всего один вопрос.
– Я спрошу Андрея Андреевича. Если он не возражает…
Шкловский направился к своей повозке и стал что-то говорить Ковалёву. Тот в ответ небрежно кивнул. Затем неторопливо выбрался из повозки. Томилин подошёл к нему.
– Что вы хотите узнать от меня? – холодно спросил Ковалёв.
– Андрей, как такое могло случиться? – взволнованно заговорил Пётр Викентьевич. – Что произошло между нами?
Ковалёв удивлённо посмотрел ему в лицо.
– Сударь, я вас не понимаю.
– Дело в том, что я совершенно не помню причины, из-за которой возникла дуэль. В это трудно поверить, но всё обстоит именно так. Словно кто-то стёр мою память…
Лицо противника исказила презрительная усмешка.
– Сдаётся мне, граф, что вы ищете повод избежать дуэли.
Язвительный тон ударил словно плеть. Сдерживая всколыхнувшуюся внутри волну гнева, Томилин холодно произнёс:
– Извольте, я готов!
Да, теперь он и в самом деле был готов к поединку. Оскорблённое самолюбие вытеснило все сомнения и хандру, вызвало приток сил. Ах, если бы не этот чёртов голос, бубнящий в его голове!
Спустя пятнадцать минут они уже стояли на противоположных сторонах поляны, держа в руках дуэльные пистолеты. Шкловский дал команду сходиться. Противники медленно двинулись навстречу друг другу. Томилин шёл, испытывая крайнее напряжение. Он внимательно вглядывался в своего врага, стараясь не упустить удобный для выстрела момент. Ковалев же, напротив, демонстрировал полное хладнокровие. Он вальяжно вышагивал, держа руку с пистолетом опущенной вниз.
Воткнутые в землю сабли, обозначавшие собой рубежи, были уже совсем близко, но никто из дуэлянтов не спешил произвести выстрел. И лишь когда расстояние между противниками составляло не более пятнадцати шагов, Пётр Викентьевич не выдержал. Он прицелился и выстрелил. Пуля угодила в верхнюю часть груди ближе к левому плечу. Ковалёв на несколько секунд замер, слегка наклонившись вперёд. По белому полотну рубахи стало расползаться красное пятно.
– Андрей! – испуганно воскликнул Томилин.
Ковалёв поднял на него полные ненависти глаза.
– К барьеру! – хрипло произнёс он.
Пётр Викентьевич послушно приблизился к воткнутой в землю сабле. Андрей Андреевич, заметно покачиваясь, подошёл к своему клинку, обозначавшему барьер. Теперь их разделяло расстояние в десять шагов. Томилин бросил пистолет в траву и стал смиренно ждать своей участи. Панкратов от досады вскрикнул – ведь пистолетом можно было прикрыться от пули.
Противник поднял своё оружие и стал целиться в лоб. Он был хорошим стрелком, но полученное ранение вносило свои поправки. Пистолет «гулял» в его руке. Ковалёв тяжело, словно под тяжестью пистолета, слегка опустил руку и выстрелил.
Пётр Викентьевич Томилин почувствовал удар в грудь и стал проваливаться в черноту.
* * *
Звонко щёлкнули пальцы, и чей-то голос властно произнёс:
– Просыпайтесь!
Толмачёв открыл глаза, и вздох облегчения вырвался из его груди. Только что, буквально считанные секунды тому назад, он простился с жизнью, столкнувшись с очередной своей гибелью. К счастью, это опять оказалось лишь видением. Жизнь продолжалась. Но эмоции, вызванные пережитой в гипнотическом трансе сценой, ещё будоражили душу.
