Ровно в десять часов председатель открыл заседание. Ввели подсудимых. По обеим сторонам их стояли жандармы с обнаженными саблями. Ичалов не пожелал иметь защитника; защитником Аарона явился известный московский адвокат. Прочитали список присяжных заседателей, и по жребию были выбраны для присутствия двенадцать комплектных и два запасных, которых и привели к присяге.
Затем был прочитан список свидетелей, которые все явились. Их также, кроме двух Руслановых, привели к присяге. Отводов ни в том, ни в другом случае не было. Всех свидетелей, вызванных обвинительной властью, было девяносто девять человек, между ними были корнет Норбах и Петровский. Защита кроме того вызвала четырех лиц, мне неизвестных. Более половины из лиц, бывших на балу, не были призваны в суд, так как показания их были бы совершенно бесполезны.
Секретарь прочел обвинительный акт. Председатель, изложив вкратце сущность обвинения, спросил Ичалова, признает ли он себя виновным. Тот ответил отрицательно.
– Подсудимый Аарон! Вы обвиняетесь, во-первых, в том, что двадцать второго октября прошлого года в гостинице «Мир» купили у неизвестного вам лица серебряную диадему с тридцатью пятью бриллиантами и, узнав из газет, отобранных у вас при обыске, о том, что диадема, находившаяся в ваших руках, добыта посредством смертоубийства, не донесли о продавце, оказавшемся впоследствии дворянином Никандром Петровичем Ичаловым.
Во-вторых, вы обвиняетесь в том, что, зная, что диадема была добыта посредством смертоубийства, вы присвоили ее себе, продали из нее четыре бриллианта и намеревались сбыть остальные, что вам не удалось сделать только по причинам, от вас не зависящим. Признаете ли вы себя виновным?
– Нет! – сказал Аарон, разводя руками и мотая головой. – Я совершил коммерческую сделку. Купив диадему, я считал себя вправе продать четыре бриллианта и хлопотать о продаже остальных. Газеты я читал, но полагал, что известие об убийстве девицы Руслановой было газетной уткой, так как оно мне представлялось совершенно невероятным. Факт покупки диадемы не отвергаю, но не признаю за собой никакой вины. Я теряю при этом триста рублей моих собственных денег и прошу суд войти в мое положение.
– Какого числа вы получили диадему?
– Двадцать второго октября я сторговался вот с ним, – сказал еврей, кивнув на Ичалова, – а двадцать третьего октября получил диадему от посыльного.
– Через сколько дней вы получали издаваемые в Петербурге газеты по выходе в свет каждого номера?
– На другой день.
– Значит, двадцать шестого числа вы уже могли читать газеты, вышедшие двадцать пятого октября?
– Должно быть, так.
– Вы читали о том, что с убитой похищена серебряная диадема, в которую было вправлено тридцать шесть бриллиантов, из них один оставлен на месте преступления, а остальные унесены с диадемой?
– Читал.
– Во время чтения этих газет диадема была уже у вас в руках?
– Так точно.
– Вы не могли не заметить, что диадема, похищенная убийцей, вполне походила на ту, которую вы купили?
– Да, но я думал, что это случайность.
– Вы отметили, однако ж, карандашом в газетах все то, что относилось к похищению диадемы.
– Нет, я не отмечал.
– Кто же делал отметки красным карандашом?
– Не знаю.
– Садитесь. Суд приступит к проверке доказательств. Господин судебный пристав, введите свидетеля, действительного статского советника Владимира Александровича Русланова.
