– Скажите, Максим, – промурчала она, – почему у вашего романа такое странное название? Насколько я успела заметить, – она заглянула в блокнотик, испещренный каллиграфическими записями, – в книге нет ни слова на морскую или флотскую тематику.
– Потому что издатель не пропустил авторский вариант, – я кивнул на свою опекуншу, которая с преувеличенной комичностью развела руками. – Из цензурных, так сказать, соображений.
Журналистка несолидно прыснула и продолжила:
– Откройте нам тайну. Как вы пришли к выбору постконцептуального неоромантизма как магистрального направления в своем творчестве?
Я только крякнул. Насколько я понимаю работу интервьюера – со своего дилетантского дивана, конечно, – первые несколько вопросов служат для того, чтобы клиент успокоился, разговорился, потерял осторожность и не побоялся ляпнуть лишнего. Очевидно, предполагалось, что на этот вопрос я отвечу без труда и с удовольствием. Но я и понятия не имел, клянусь, что мои частушечно-просторечные, нарочито грубые тексты написаны в таком мудрёном стиле. Надо было выкручиваться, и я решил подпустить цинизма – в надежде, что кривая вывезет.
– Э-э-э… Отвечу так: можете считать меня дельцом от литературы. Я пишу в той области, где меньше конкуренции.
– Меньше конкуренции, вы говорите? Сомневаюсь. Как же Пригов, Рубинштейн? Сорокин, наконец?
– А с каких это пор у вас Сорокин заделался романтиком? – удачно ввернул я обраточку. – Да и вообще, кто их сейчас читает, кроме кучки интеллектуалов и вас, критиков? А мне хочется писать для более широкой группы читателей.
– Поэтому в ваших произведениях так много матерной брани и эротики?
– Не только брани. Видите ли, у меня потребительское отношение к художественной литературе. Я убежден, что она выполняет в первую очередь развлекательную функцию. Книга должна быть интересной, увлекательной, приятной для чтения. А что это значит? Это значит динамичный сюжет, много действия, понятные характеры, и – да, вы правы – юмор, секс, приключения… Тогда книгу прочтет много людей.
– Вам не кажется, что такой примитивный подход может оскорбить ваших читателей?
– Да какая разница, примитивный или нет. Вряд ли человека, захотевшего провести вечерок с книжкой, интересует демонстрация моего персонального мировоззрения. Главное – чтобы покупали, ведь так?
– Удивительно. Какого вы все-таки невысокого мнения о потребителях вашей, так сказать, продукции…
– Что вы, напротив. Я забочусь о них. Просто мне кажется бесчеловечным заставлять обитателя современного мира и без того перегруженный мозг во время чтения – разбираться, к чему эта фраза, да что имел сказать автор… Не во времена Достоевского живем, к счастью. Пусть задумается после, отложив книгу! Так я считаю.
– И какой же вы видите вашу, с позволения сказать, целевую аудиторию?
– Ну, – прикинул я, – думаю, это молодые люди… Скажем, от четырнадцати до двадцати четырех. Собственно, том возрасте, когда я сам формировался как читатель. Кажется, – я усмехнулся, – после двадцати четырех я не прочел ни одной новой книги. Хотя это сложно, конечно, ставить себе в заслугу.
– А что случилось с вами в этом возрасте, если не секрет?
– Ну как. То же, что и со всеми остальными. Свободная жизнь закончилась, началась трудовая и м-м-м… семейная. Хотя по-настоящему женился я, все-таки, позже…
– Раз уж вы сами затронули эту тему, – медово улыбаясь, произнесла Снежана, – то предлагаю вернуться к искусству позднее, а пока что поговорить о другом. Преданные читатели нашего замечательного журнала чрезвычайно интересуются вашей личностью. Скажите, чем вы занимаетесь в свободное от творческих занятий время?
